— Я не в обиде. Вы хотели поговорить с Филиппой? Простите, что я отвлек вас.
Робеспьер планировал посвятить этот вечер наблюдению за гостями. Но не тут то было. Он увидел Мадлен Ренар. Она вела беседу с какими-то людьми. Вернее, они что-то говорила, а красотка лишь снисходительно кивала в ответ. Через минуту они уже были вместе.
— Ну и гости! — усмехнулась Мадлен. — Все только и обсуждают, какой у хозяина отвратительный сын! Вот это плата за гостеприимство!
— Верно замечено, мадам. Скоро начнутся танцы, можно вас пригласить?
— Неужели вы думаете, что я свободна? Но ради вас! Ради Неподкупного!
— Опять ирония, мадам?
— Конечно! Давайте не будем нести этот любовный бред! Ненавижу! А вот и музыка! Пойдемте потанцуем!
Этот прием вскоре начал надоедать Светик. В отличие от Макса, который танцевал с Мадлен, ей было нечем заняться. Нарядные яркие дамы захватили всех кавалеров. Светлана не проявляла активности, не кокетничала, не ловила взгляды, поэтому несколько затерялась среди веселой толпы.
Она сидела на стуле и грустно смотрела на танцующих. Вернее на Макса и Мадлен. Новые танцы были значительно проще танцев Старого порядка, так что Неподкупный справился с этой задачей очень недурно.
Танцевали все, кроме Анжель и ее друзей. Они, хихикая, обсуждали гостей и мсье Шапареля, дающего наставления сыну. Молодой человек внимательно слушал отца. Он взял со столика свой бокал с вином.
— Хватит вина, — строго сказал папаша.
Юноша не возражал и отдал бокал отцу. Мсье Шапарель взял бокал у сына и допил остатки. Эта странная для окружающих привычка выработалась у него с детства Клода. Отец любил допивать за ним соки, молоко, доедать пирог. В общем — это был верх родительской любви.
На этот раз все прошло не так как обычно. Мсье Шапарель почувствовал себя дурно. Он сел на диван…
Через несколько мгновений его не стало.
Клод Шапарель заревел. Анжель оставила компанию, с которой мирно хихикала в уголке, и поспешила утешать мужа. Клод рыдал у нее на груди.
Робеспьер уже привыкший к убийствам среагировал быстро. Он отправил лакея за полицией, а гостям велел не выходить из комнаты.
— Похоже, я вас отвлекла, — произнесла Мадлен мрачно. — Вот и убийство! Я думала, мы проведем остаток вечера у меня в будуаре. Увы, вам придется беседовать с гостями.
— Мадам, мне очень жаль.
Робеспьеру было досадно, что случайная встреча с Мадлен так закончилась. Он подавил в себе чувства и решил воспользоваться возможностью допросить гостей до прихода полиции. Естественно, никто не видел, кто подсыпал яд в бокал Клода Шапареля. При таком скоплении народа бросить яд в бокал легко.
Макс перешел к допросу «старых знакомых», подозреваемых в покушении на Клода.
Неподкупный решил начать с юного Шапареля, который чуть было не стал жертвой.
— Вы долго говорили с отцом? — спросил Неподкупный.
— Да, около получасу, — всхлипывая ответил Клод.
— Вы сразу поставили бокал на столик?
— Да, как только начал беседу.
— Вы помните, кто проходил мимо? Кто мог подсыпать вам яд?
— Я не обращал внимая, люди были кругом! Моя беседа с отцом началась еще до танцев.
— Почему отец допил за вами вино? — этот вопрос вертелся у Макса на языке с самого начала.
— По привычке, с детства… я так же, по привычке, отдал ему бокал…
Клод заревел. У Робеспьера не было желания успокаивать этого переростка, он решил прекратить разговор.
Следующей была мадам Шапарель. Ее лицо было спокойным и бледным.
— Вы расстроили моего супруга, — сказала она. — Он очень ранимый.
— Увы, я не мог не поговорить с ним. А вы? Вы видели, кто проходил мимо столика?
— Нет! — уверенно сказала Анжель. — Не видела. Я была занята беседой с друзьями. К тому же у меня слабое зрение!
— Вы так уверены? Странно. Вы чем-то напуганы, не так ли?
— Я? Вам показалось… просто я в шоке! Убит мой свёкр, он был так добр ко мне. Хотя, если бы умер Клод, это бы убило старика. Думаю, он был бы рад выпить яд за сына.
Неподкупный с большим трудом скрыл удивление. Однако Анжель поняла, какое впечатление произвели ее слова.
— Вы ведь видели, как мсье Шапарель любил сына! — произнесла она. — Если больше нет вопросов, я пойду. Мне надо быть с Клодом.
Жаклин Шапарель выглядела равнодушной.
— Мне жаль отца, как любого человека. Никакой горечи и боли я не испытываю. Вам довелось узнать о наших натянутых отношениях.