Лорен лежала на спине. Ее мягкая грудь и горячие поцелуи возбуждали его все сильнее, так что он уже не понимал, как сердце умещается в груди и как не взорвется от предвкушения блаженства. Ее руки порхали по его телу, словно легкие бабочки, дыхание то и дело срывалось. Рийс старался сдерживаться изо всех сил, чтобы подарить ей все наслаждение, на которое был способен.
И наконец Лорен достигла вершины, прокричав его имя в экстатической смеси боли и удовольствия, унося его с собой. Рийс упал рядом, обдавая горячим дыханием ее кожу, и почувствовал себя одновременно опустошенным и наполненным, плененным и освобожденным. Зарывшись лицом в ее волосы, он закрыл глаза.
Она продолжала обнимать его. Сердце понемногу успокаивалось. От нее пахло чем-то необъяснимо приятным.
— С Рождеством тебя, — хриплым голосом сказал Рийс.
— Ах, так это был подарок мне?
— Нет. Его ты получишь двадцать пятого и ни секундой раньше.
— А по ощущениям было похоже на подарок. — Она сладко потянулась. — На чудесный подарок. Не думаю, что может быть что-то лучше.
— Подожди еще десять минут, — поддразнил Рийс, проводя рукой по ее высокой груди. — Мы можем придумать что-нибудь, чтобы заполнить их и скрасить ожидание.
— О, Рийс, я так счастлива быть с тобой!
Она действительно выглядела счастливой. А еще сексуальной и невыразимо прекрасной.
— Я тоже счастлив быть с тобой, — ответил он и, решив не углубляться в разговоры, поцеловал ее в губы, медленно спустился к шее, потом ниже, давая ей время прочувствовать его ласки, и заметил, что с каждой минутой она становится смелее и увереннее.
Может быть, в этом и заключался его главный подарок ей, мелькнуло у него в голове. Но он тут же перестал думать, захваченный бурей страсти. Забывая обо всем на свете, Рийс растворялся в ее желании. Наконец, забыв о контроле, он расслышал свой собственный стон удовольствия, эхом заметавшийся по комнате.
Тяжело дыша, Рийс лег рядом с ней, продолжая обнимать ее. Никогда он не сможет насладиться ею до конца. Только с ней он чувствовал себя чем-то целым, единым. Такого с ним прежде не случалось.
Может быть, это любовь?
Как же узнать? Рийс еще ни разу не влюблялся в женщину.
Гоня прочь неуместные мысли, он пробормотал:
— А в Нью-Йорке тебе давно было бы пора вставать.
— Да и здесь уже утро, — прошептала Лорен. — Рийс, не знаю, как тебя благодарить. Ты хотя бы понимаешь, что сделал? Ты исцелил меня. Помог мне стать полноценной женщиной. Я так хочу тебя. С тобой я чувствую себя свободной… и желанной.
На него нахлынули такие эмоции, что, казалось, грудь разорвется. Лорен обладала удивительной способностью простыми словами разрушать все защитные стены его души, словно те были из бумаги.
— Ну что ты. Это я должен благодарить тебя, — проговорил Рийс, понимая, что ставит ее в тупик. — Может быть, вздремнем немного? Тебе завтра еще елку наряжать.
— Да, действительно, — кивнула девушка. — А индейка к Рождеству будет?
— Она уже томится в холодильнике в ожидании своего часа. Хейзел оставила инструкцию по приготовлению страницах на десяти.
— Я отвратительно готовлю индейку, — пробормотала Лорен.
В ее взгляде были только чистота и бесхитростность. Она и словом не обмолвилась о любви, подумал молодой человек. Он освободил ее тело. Но душа осталась по-прежнему закрытой для него. Может быть, она того и добивалась?
— Я задую свечи, — шепнул Рийс и вылез из-под одеяла.
Один за другим гасли Огоньки, и только в камине за решеткой еще сверкали на тлеющих углях искры, словно светлячки в бархатной темноте декабрьской ночи. Рийс лег обратно, обнял Лорен и тут же уснул.
Рождественским утром Лорен проснулась поздно. Несколько минут лежала неподвижно, прислушиваясь к шуму с первого этажа, где уже хозяйничал Рийс. Среди ночи они занимались любовью в полной тишине, предугадывая желания друг друга так, как еще пару дней назад не сумели бы. Он оказался прекрасным любовником, думала она. Щедрым, пылким и внимательным.
Вчера они украсили елку игрушками, которые хранились в семье Рийса еще с его детских лет. Потом напекли пирогов с изюмом и приготовили курицу с соусом карри. А к полуночи отправились на праздничную службу в старинную деревенскую церковь, толстые каменные стены которой дышали историей.
Скрипнула ступенька. Рийс вошел в комнату в одних джинсах и с подносом в руках.
— Завтрак, пожалуйста, — объявил он, смеясь. — Хорошо, что Хейзел не видела, как я готовлю. Она поставила бы мне «двойку».
На подносе стояли две чашки с кофе, блюдечко с клубникой и тарелка со свежеиспеченными круассанами.