Когда О Тонхак пришёл в себя, он увидел, что лежит в маленькой сырой землянке, рядом с ним сидит повзрослевший Чхонён, а в уголке пригорюнилась Хван Побэ. Это она с сыном притащила сюда О Тонхака. Она же вырыла эту землянку.
Целый месяц прожили они, как кроты, в земле. О Тонхак, как ни странно, не падал духом. Что ж, покровителям его пришлось убраться восвояси. Но они вернутся — он верил в это.
— Вот увидите, зацветут чиндалле́[27] и они придут сюда снова,— твердил О Тонхак.
Через месяц он вместе с семьёй, крадучись, перебрался в деревушку Сингван: там его не знали в лицо.
Хван Побэ купила маленький домик и сделала в кухне тайник, куда О Тонхак прятался, когда кто-нибудь к ним заходил.
Сын его носил теперь фамилию Ким, жене О Тонхак велел вступить в кооператив.
— Забудьте, что меня звали О Тонхаком,— чуть ли не каждый день твердил он.— Я Ким Сончхун, понятно? — И он угрожающе переводил взгляд с жены на сына.
— Понятно, понятно,— торопливо кивала тётушка Хван.
Шли дни. И вот однажды тётушка Хван явилась с собрания с ошеломляющей новостью: председателем кооператива выбрали Килле — бывшую их батрачку. Нет, этого вынести О Тонхак не мог. Килле! Скулы сводило при одном её имени.
— Надо их уничтожить, всех уничтожить! — скрипел он зубами.
Он стал выходить вечерами из дому, шнырять по деревне. Ему удалось подбросить в корм вола гвоздь, подсыпать песок в мотор, он поджёг даже дом Мёнгиля, да проклятые мальчишки подняли тогда шум. И Килле быстро прибежала спасать дом…
Таким был отец Чхонёна. А он, Чхонён, дружил с Мёнгилем. Какой ужасный путь выбрал О Тонхак! А ведь Чхонён когда-то верил ему!..
Да, не всё сразу осознал Чхонён. День за днём менялись его взгляды и представление о жизни, менялся он сам. Поездка в Пхеньян помогла ему понять многое. Всем своим существом ощутил он великую силу народа, понял окончательно, что с отцом ему не по пути. А после сбора, после рассказа матери Мёнгиля он возненавидел отца.
Он вырвется из этой грязной норы! И пусть даже все друзья отвернутся от него, он обо всём расскажет Мёнгилю. Сколько раз он уже решал сделать это, но у него не хватало мужества. Он боялся потерять друга. Чхонён знал: в тот самый миг, когда Мёнгиль обо всём узнает, он, Чхонён, навсегда останется одиноким.
Вот и сегодня: ведь он уже подошёл к воротам, а потом повернул назад. В который раз смалодушничал!
3
О Тонхак дрожал всем телом. Пака взяли! Только что об этом ему сообщила жена. «Конец… всё… конец… Всех выдаст… Этот мерзавец продаст…» Зубы его клацали, длинные волосы рассыпались по плечам, бледное, давно не видевшее солнечных лучей лицо походило на маску. И только заплывшие глазки по-прежнему зло сверкали.
— С ума сойти! Прямо сойти с ума! Вот горе-то!.. Ох, злая наша судьбина…— хватаясь рукой за сердце, причитала жена.
О Тонхак остановил на ней холодный взгляд.
— Ничего, ничего…— проворчал он.— Думаешь, со мной так легко справиться? — Похоже было, что он уговаривал сам себя.
— Замолчи! — От ярости у тётушки Хван даже губы дрожали.— Что ты можешь сделать? Вот возьмут меня… А всё из-за тебя! Тебе-то что, сидит, скрестив ножки, и всё! А я? Думаешь, за тебя отдуваться буду? И Пака ты погубил! Ох, беда, беда!..
О Тонхак покосился на жену, фыркнул.
— Брось молоть чепуху, противно слушать! Ну взяли этого дурака, а ты тут при чём? Ты же «вдова» — вот он к тебе и ходил. Сама говоришь, болтали…
— «Болтали»!.. Что ты знаешь, сидя-то взаперти? А найдут тебя, что будем делать? Эта… председательша… она же тебя как облупленного знает. А чего она каждый день в уезд шляется? Курсы у неё, видите ли, какие-то…
Она смотрела на него глазами, полными ненависти, а он уловил из её визга важную для себя новость — председательша повадилась ходить в уезд. Он прищурился и вдруг цепко схватил жену за руку.
— На курсы, говоришь, ходит?
— Отцепись! — окрысилась тётушка Хван.
— Не ори! — рявкнул О Тонхак.— Говори, ну! Каждый день ходит?
— А то… И чего ты злишься? — перетрусила тётушка Хван. Она знала своего мужа и боялась его.— Всё на мне срывает…
Но О Тонхак уже не слышал нескончаемого потока её слов. Какая-то мысль пришла ему в голову, мысль страшная, чудовищная…
— Во сколько она возвращается? Какой дорогой? — быстро спросил он.
Тётушка Хван нехотя отвечала. А он сидел поджав ноги, щурил по давней привычке глазки-щёлочки и думал. Пака схватили… Но он, О Тонхак, так просто в руки не дастся…