Картёжник и спекулянт Пак Пхунсам был в этом доме своим человеком. Но даже он не знал о существовании О Тонхака. Он ходил к одинокой вдове, доживавшей век вместе со своим угрюмым сыном. Тётушка Хван всячески высказывала Паку своё расположение, поила и кормила его и незаметно прибирала к рукам.
Это она надоумила Пака оклеветать старика Чинтхэ, когда сломался мотор на мельнице, по её наущению орал он у коровника всякие гадости деду Муниля, когда в желудке вола обнаружили гвоздь. Он же разносил по деревне тревожащие людей слухи.
Беспросветный пьяница, за деньги и водку он был готов на всё. Через Пака и тётушку Хван О Тонхак скупал потихоньку на рынке золото. Раз в неделю Хван Побэ ходила в уезд. Возвращалась она обычно поздно вечером, принося за пазухой золотые слитки, и Паку неизменно перепадало кое-что за посредничество.
Запах денег… Пак Пхунсам умел его чуять! Такой человек и нужен был до поры до времени О Тонхаку. Но теперь он стал опасен. Клубок начнут распутывать, от Пака ниточка потянется к Хван Побэ, а там и до него доберутся. Нужно выпутаться из этого клубка, и он знает, как это сделать. Вот только Чхонён… Как быть с Чхонёном? Разве не должен сын походить на отца? Вот он и походит… О Тонхак вздохнул. Ладно, с сыном он разбёрется. Сначала Хван…
Кто-то вошёл во двор. О Тонхак отступил в тёмный угол комнаты, но тревога оказалась ложной — это был Чхонён. О Тонхак мрачно воззрился на сына.
— Где был? — негромко спросил он.
Чхонён, не отвечая, снял кепку, повесил на гвоздь.
— Где был, говорю? — повысил голос О Тонхак.
— Почему ты всегда спрашиваешь? — с трудом выдавил из себя Чхонён и устало опустился на стул.
— Ты что затеваешь, а? Отвечай!
В одно мгновение О Тонхак очутился с ним рядом. Тётушка Хван, прислонившись к стене, тяжело дышала. У неё не было ни сил, ни желания вмешиваться.
Чхонён сидел, поглощённый своими думами, рассеянно глядя куда-то вверх, словно отыскивая что-то на потолке, и молчал. О Тонхак изменил тактику.
— Чхонён! — начал он вкрадчиво.— Ведь ты мой единственный сын. Кроме тебя, у меня никого нет. Ты один знаешь душу отца…
— Поглядите-ка на него! — расхохоталась вдруг тётушка Хван.— Чхонён — его единственный сын! Он, видите ли, знает душу отца!
— Помолчи-ка лучше,— бросил на неё косой взгляд О Тонхак.
— Чего ж молчать-то? — наклоняясь вперёд, едко спросила тётушка Хван и вдруг разрыдалась.
О Тонхак даже не взглянул на неё. Он всё пристальнее всматривался в сына. У того застыло на лице какое-то странное выражение, и, кажется, О Тонхак это выражение разгадал.
— Говори, что случилось?
Он потряс Чхонёна за плечо. Чхонён содрогнулся всем телом, и рука О Тонхака бессильно упала. Он не мог сдержать нахлынувшей вдруг ярости.
— Ты же мой сын! Знаешь, почему я терплю всё это? Потому что хочу вернуть нашу землю, наш мир… Вернуть для тебя! А ты? Нет, чтобы поддержать отца, ходишь как в воду опущенный…
Он смотрел на отвернувшегося от него Чхонёна полными злобы глазами.
— При чём тут земля? — пожал плечами Чхонён.
— Что-о-о? — задохнулся О Тонхак.
А сын продолжал:
— И что такое «наш мир»? Мир, в котором по корейской земле ходят оккупанты? — Теперь он смотрел О Тонхаку прямо в лицо.
— Что-о-о? — повторил О Тонхак.— Ах ты дрянь! Что ты сказал?
— Я всё обдумал… Я…— Чхонён слегка задыхался, готовясь произнести ужасные для отца слова.
И вдруг О Тонхак обрушил на сына страшный удар. Что-что, а бить он умел! Чхонён как подкошенный упал на пол. О Тонхак бросился на него. Из рассечённой губы Чхонёна хлестала кровь, он молча лежал на полу, стараясь прикрыть от ударов голову, а О Тонхак всю свою злобу, всю ненависть вкладывал в эти удары.
— Куда ходил, говори? — рычал он.
Тётушка Хван расширенными от ужаса глазами молча смотрела на мужа и сына.
4
С утра хмурилось серое небо. К вечеру пошёл мелкий, надоедливый дождик. Чхонён сегодня опять молчал весь день и даже своему другу Мёнгилю отвечал коротко и неохотно. Они как раз собирались домой, складывали учебники, когда в класс вошёл учитель Чансу.
— Чхонён, выйди на минуту,— сказал он, отводя глаза в сторону.
Чхонён медленно, с видимой неохотой вышел с учителем. В коридоре было многолюдно и шумно: ребята, смеясь и болтая, расходились по домам.
Через десять минут Чхонён возвратился. Лицо его было мертвенно-бледным.
— Что случилось? — встревожился Мёнгиль.
— Мама… Умерла мама…— угасшим, бесцветным голосом чуть слышно сказал Чхонён.