Ничего, с этим я разберусь.
Впрочем, моя репутация вполне соответствовала такой ошибке. С ней я тоже разберусь.
Головин молчал, решая как отреагировать, но тут ожил жандарм, решив воспользоваться возникшей паузой. Робко, но всё же произнес:
— Ваше высокоблагородие, позвольте спросить, какой интерес к задержанному имеет лейб-гвардия его императорского величества?
Ну надо же, а яйца всё же есть у Заужского.
— Задержанному? На каком основании? — Николай наконец-то перестал сверлить меня осуждающим взглядом и посмотрел на жандарма, словно не услышал его вопрос.
Лаврентий Павлович съежился и растерял всю храбрость. Невольно потянулся к синяку, одернул руку, но Головин это заметил. Покачал головой и снова уставился на меня.
Я лишь пожал плечами.
— Нападение при исполнении на… — забормотал Заужский, но договорить не смог и закашлялся.
Он с перепугу что ли нарывается? Я бы понаблюдал за этим представлением, но действительно проголодался.
— Вы не назвались, господин пристав. А форму вашу в темноте было не разглядеть. Так что нападением на госслужащего это не назвать. Предлагаю мирное решение, думаю что извинений будет вполне достаточно, — доброжелательно улыбнулся я.
— И…и…извинений? — жандарм вдруг начал заикаться.
Николай тоже потерял выдержку и удивленно заморгал. Могу представить, что он от меня ожидал.
Что поставлю ещё один фингал, для симметрии. Или засну прямо на допросе. Или начну чушь какую-нибудь нести, на ходу придумывая невероятную историю. Прошлый я умел оторваться по полной и выкрутиться из любой заварушки. При этом вписавшись в новую, правда…
Головин нетерпеливо постучал пальцами по кобуре. Жандарм намек понял, тяжело вздохнул, вытер со лба выступивший пот и выдал:
— Ваше сиятельство, приношу свои извинения за инцидент. Не признал в вас благородного.
Пожалуй, говорить о том, что это я хотел извиниться за побои, не стоит. Их тут всех припадок хватит.
Но как же повернулось благое начинание! Ведь именно такое положение Петр и хотел исправить. Чтобы благородство стало справедливым. Да, я защищался. Но по чести, всё же отметелил стражника. Не из самых плохих, вон как отчаянно держится.
Я тепло улыбнулся, вспомнив горячную искренность царя. Вот бы он устроил сейчас. В груди слегка кольнуло. Нет его уже давно, судя по тому, что я успел увидеть. И судя по памяти парня, с кем мне было суждено объединиться.
Но я победил наших врагов. И мы добились своего. Империя! Сильнейшая в мире. А город! Красавица столица, морской аванпост. Санкт-Петербург такой, о котором мы мечтали.
Остальное всё мелочи.
Я одержал победу над самой смертью. И теперь я возвращался домой. В новый дом, в новый мир, но он был моим. И было плевать на такую незначительную вещь, как простые слова.
Теперь у меня было время и возможности. Да ещё какие! Судьба подарила мне не просто шанс исполнить мечту, но и стать ещё лучше.
Теперь я мог спокойно заняться любимым делом.
— Вы принимаете мои извинения, ваше сиятельство? — жандарм не вытерпел моего молчания и, вероятно, немного испугался довольной улыбки.
— Безусловно, господин пристав, безусловно. И в свою очередь, извиняюсь за причиненный ущерб, — всё таки сказал я, меня распирало изнутри от радости.
На его реакцию я уже не смотрел, услышал только какой-то сдавленный хрип. Поднялся и повернулся к Николаю.
— Пойдемте, ваше высокоблагородие, нам стоит кое-что обсудить.
Головин был в замешательстве, если не сказать в шоке. Но согласно кивнул и сделал жест рукой, предлагая выйти первым. Друг следовал за мной по узкому темному коридору участка. А за нашими спинами молча шагали гвардейцы, отбивая бодрый ритм каблуками сапог.
У выхода нас не останавливали, дежурный даже голову не поднял, уткнувшись в газету.
Снаружи тем временем окончательно стемнело. Весенняя прохлада приятно обволокла тело и я с удовольствием вдохнул ночной воздух.
— Хорошо, — констатировал я.
Николай отпустил своих ребят, достал из-за пазухи мундира серебряный портсигар и задумчиво покрутил его в руках.
— Саша, — наконец заговорил он. — Где ты был эти два года?
Я уже понял, что магия времени сыграла злую шутку. И не только со мной, на несколько сотен лет. Но и с парнем, которым я стал.
Два года! Надо бы придумать правдоподобное объяснение.
— Да уж, ты изменился за это время, — я потер над верхней губой и не сдержал усмешки.