Я с сочувствием посмотрел на друга. Наболело, а поделиться видимо не с кем было. Но садиться внутрь я не спешил. У меня были другие планы.
— Не домой, — помотал я головой. — Где тут ближайший ресторан?
В кармане у меня было несколько помятых купюр, хватит на приличную еду.
— Опять? — Головин меня не так понял и разочарованно вздохнул. — Так и знай, Саша, я в этом участвовать больше не буду. Два года прошло, а ты не изменился…
— Да подожди ты. Есть я хочу. Просто хочу хорошенько подкрепиться, прежде чем возвращаться домой.
Разговор с дедом точно получится тяжелый, такой лучше проводить на сытый желудок. Да и раз два года прошло, два часа погоды уже не сделают.
— Просто поесть? — недоверчиво переспросил Коля. — Точно?
— Клянусь!
— Боюсь, что в ресторан нас не пустят, — друг многозначительно осмотрел меня с головы до ног. — Уж извини, но выглядишь ты как босяк.
— И то верно… — ничуть не расстроился я и тут же придумал новый план: — А давай как в старые времена, по шаверме и на набережную?
Когда мы были лицеистами и плевать хотели на манеры и приличия, мы часто убегали из казарм, чтобы посидеть на теплом камне у воды, пачкая форму ароматным соусом. Именно это приятное воспоминание всплыло в голове.
— Ваше сиятельство! — возмутился граф, еле сдерживая улыбку.
— Что, ваше сиятельство, слабо? — ответил я с озорной улыбкой и друг расхохотался.
Наверное, со стороны это было очень необычное зрелище.
Нева, темная и вечно беспокойная, плескалась у наших ног. Мы бесстрашно сидели у самого края, не боясь намокнуть. Уплетали горячее, сочное и самое простецкое блюдо в столице.
Капитан лейб-гвардии при полном обмундировании. И потрепанный босяк.
А перед нами был простор самого широкого места реки. И крепость по ту сторону, как символ победы. Нашей победы и моей личной.
И мне было уже плевать на голод, я увидел свой город вживую.
Такой величественный, такой красивый под суровыми свинцовыми облаками.
Над водой метались жирными белыми пятнами чайки. Вдалеке болтался на волнах кораблик, куда-то спешащий в этот поздний час. В лицо настойчиво дул ледяной ветер.
А я был абсолютно счастлив. Я вернулся.
Дом. Любимое дело. Заслуженный покой от воин, врагов и проблем. И пусть кто-нибудь попробует мне помешать!
— Господа, вы нарушаете общественный порядок, — прозвучал решительный голос у нас за спиной.
— Только не они… — побледнел обернувшийся Головин.
Глава 2
Что могло так напугать доблестного капитана?
Я обернулся и немного опешил. Двое удивительно похожих гвардейца, почти близнецы, пошатывались на суровом северном ветру. Парни подпирали друг друга и только за счет этого держались на ногах.
Мундиры не по уставу расстегнуты, на белой рубашке одного из них кровь, а в руке другого открытая бутылка игристого.
— Нарушаете, господа! — повторил один из них. — Какая же закуска без выпивки?
— Согласен, вы непростительно трезвы, — резво закивал второй, отчего позеленел и сжал губы.
— А поедемте с нами, к цыганам!
— А мы к цыганам? — удивился носитель бутылки, щедро хлебнул оттуда и махнул рукой, едва не облив нас: — А действительно, господа, давайте к цыганам!
На набережной за ними мелькнул проблесковый маячок. Машина жандармерии притормозила и тут же дала по газам, умчавшись. Очень интересно.
— Это кто? — тихо спросил я Головина, пока гвардейцы отвлеклись на блюстителей порядка.
— Преемники твои! — раздраженно ответил друг, с сожалением поднимаясь.
— Преемники? — не понял я.
— Преемники? — хором вторили гвардейцы, расслышав капитана.
— Простите, сударь, — окровавленный гвардеец выступил вперед, пошатнулся, но устоял на ногах: — Мы не представлены, но судя по вашему виду это было увлекательное приключение. Было бы интересно послушать…
— Поручик! — Николай оправил форму, намекая на их неподобающий вид.
Но ёж там плавал… Гвардеец это понял по своему и протянул капитану бутылку.
— Простите мне мои манеры, угощайтесь, ваш высокблародие.
— Ну ладно вам, Головин, — обезоруживающе улыбнулся другой. — Не будьте снобом, ну немного погуляли, с кем не бывает.
— Вот с вами это постоянно бывает!
— Благодарю, — неправильно понял гвардеец, горделиво зарделся и перевел мутный взор на меня. — Так с кем имею честь?