Она не выходила у меня с головы. Совесть непрерывно грызла днем и ночью. Я грешным делом уже подумывал предложить жениться. И предложил бы, если была бы хоть какая-то надежда на согласие с ее стороны. Не раз вспоминал Достоевского и его «Преступление и наказание». Вот лучше бы она на меня заявила. Пусть бы таскали по ментовкам, пусть бы посадили, только не эта безнаказанность, которая давит на мозги хуже самой жестокой пытки. Чувствовал себя полным кретином, гадом, сволочью.
Она в том году так никуда и не поступила. Отличница, с золотой медалью, даже не пыталась сдавать документы. У меня вошло в привычку просиживать вечера под ее окнами. Всматриваться в темные стекла. Знал, какое выходило с ее комнаты. Она очень редко подходила к нему, но все же, иногда ее видел.
А потом они уехали. Думал на несколько дней, но как оказалось — насовсем. Расспросил соседей — сказали, что после происшествия с девочкой та совсем замкнулась в себе. Родители пытались растормошить, но ничего не вышло. Поэтому решили выехать и сменить обстановку. Куда уехали, никто не знал.
Глава 10
Я знал, что ты пройдешь у этих окон,
И ждал тебя, чтоб хоть разок взглянуть,
И долго любовался одиноко,
Как ты небрежно продолжала путь.
Смотрел я, больше сердцем ощущая
Волос знакомых золотистый дым.
А ты прошла, меня не замечая,
Но наградила профилем своим.
О. Мартыненко.
Даже не знаю, как это произошло, но она, за те несколько месяцев, стала смыслом моей жизни. И не столько она, столько само наблюдение за ней. Это вошло в привычку, в обязанность. Желание увидеть ее, знать что жива, здорова, что не окончательно уничтожил, было жизненно необходимым.
Тогда это было хоть какой-то возможностью успокоить свою совесть. Даже не успокоить — просто временно заглушить ее непрерывный каркающий голос в голове. А сейчас…, я не знаю, почему сейчас уже второй месяц периодически приезжаю под это кафе без пятнадцати пять и в ожидании всматриваюсь в дверь здания напротив. Она вполне счастлива, дружески общается с коллективом, как с женщинами, так и с мужчинами. Правда, мне кажется, с последними, ведет себя немного сковано, хоть визуально и бодриться, переводит все в шутки.
Я перестал в ней видеть школьницу. Девочка выросла и стала взрослой красивой женщиной. Сногсшибательно красивая, умная, интересная, но не моя — чужая и недоступная. Каждый раз, видя на еженедельных собраниях, сердце замирает в ожидании. Не знаю чего — чуда, наверное, хоть я уже давно и перестал верить в чудеса. Не позволяю себе лишнего, только взгляды, которые она пытается не замечать. Тогда сглупил, пообещал, а сейчас просто боюсь спугнуть.
А она все такая же холодная и неприступная. Только раз видел ее открытую, без шаблонной маски неприступной и холодной леди. Тогда в зале заседаний, во время первой встречи после стольких лет. Она была растерянна, взволнованна — она была собой. Лишь короткий промежуток времени, совсем немного она была раненым цветком, загнанным в угол зверьком — но собой. Больше такого не повторялось.
Все чаще вижу ее одну — сразу после работы возвращается домой, в пустую квартиру. Но иногда все же задерживается в том самом кафе, напротив, в компании все тех же девушек. В их компании она становится другой — веселой, улыбчивой, открытой, такой, которой была раньше, до того, как я изменил ее жизнь кардинально.
Чем больше за ней наблюдаю, тем сильнее хочется восстановить эту улыбку на ее лице, хочется, чтобы так улыбалась мне. Сам пугаюсь своих мыслей. Даже не столько пугаюсь, столько удивляюсь им.
Было много женщин — доступных и не очень, но ни у одной из них меня не интересовала просто улыбка. Да ценил красивые черты лица, наслаждался шикарной фигурой, но чтобы улыбка? Что в ней такого особенного?
Не отрывая глаз от улыбающейся компании за столиком кафе, потянулся к телефону на соседнем сидении. После двух гудков мне ответили.
— Привет дружище! Как ты смотришь на замечательную идею выпить пива в уютном заведении? Вот и отлично! Подъезжай на угол Островской и Димитровой, у меня есть на примете отличное местечко. Ладно. Жду.
Через двадцать минут около меня припарковался темно синий внедорожник, а с него вылез Серега. Он с интересом рассматривал уже отлично мною изучено кафе, и бросал вопросительные взгляды в мою сторону.
— Привет, дружище! И это отличное местечко?
Его сомнения были не беспочвенны — мы зачастую проводили вечера в более фешенебельных заведениях. Но сегодня меня интересовало не само заведение, а одна его посетительница. Я протянул руку для пожатия и криво улыбнулся.
— Почему бы не разнообразить обстановку?
Он саркастически посмотрел, но возмущаться не стал и первым поспешил войти внутрь.
— Серега, — поспешил остановить его я, — нам нужно подсесть вон за тот столик. И инициатором, как ты понимаешь, должен быть не я.
— А это уже интересно.
Усмешка расплылась на его лице, но вопросов задавать не стал.
МАРИНА
— Смотрите, какие красавчики подвалили!
Нинка сидела ко мне лицом и постоянно поглядывала на дверь за моей спиной. Колокольчик ненавязчивой трелью время от времени напоминал о прибывших или ушедших и она, не стесняясь, комментировала каждого. Ленка тут же скосила и свои глазки в сторону двери.
Девочки свободные, в поиске, почему бы не интересоваться привлекательными мужчинами. Мы все были почти ровесницами — разница в несколько лет. И среди всех я была младшая, хоть и казалась умудренной опытом женщиной. Подобные темы поддерживала редко, да и то только символически. Мое желание флиртовать умерло еще семь лет назад. У меня не было этой игривости и показных визуальных попыток завлечь лучшего самца. Девочки поначалу удивлялись этому. Как бы одинокая, нормальной ориентации, почему же тогда не смотрю на мужчин? Нет, я смотрю, но как они не пускаю при этом слюни. Подколками, шуточными вопросами пытались выспросить причину, но я держалась как партизан.
А потом случилось застолье, даже не помню по какому поводу. В больших компаниях никогда не позволяла себе расслабиться, а тут маленький девичник и бутылочка крепкого виски. В таких случаях языки развязываются. И я рассказала.
Нет, конечно, не все. Самые жуткие подробности я давно спрятала в уголках памяти и никогда не вытаскивала их на свет божий. Я рассказала о главном:
Что когда-то любила, очень сильно любила, и по истечении стольких лет могу с уверенностью сказать, что, то было не детское увлечение, то было то самое чувство, которое бывает раз и навсегда. Рассказала о том, что он меня обидел, слишком сильно обидел, чтобы простить. Я смалодушничала, не сказала, что он даже не желал просить прощения. Не врала, просто недоговорила. Я тогда много плакала, слезы текли безостановочно, и не знаю, что было тому причиной, избыток выпитого, или плотину, выстроенную мной вокруг сердца, вдруг прорвало.
Девочки слушали и тоже плакали, а на утро мы все забыли. Нет не в прямом смысле слова, просто все понимали, что подобные раны ворошить не стоит. Больше не было вопросов о моем прошлом, не было попыток пригласить меня на двойное свидание — как подружку для его друга.
И сейчас на восклицание подруги просто не обратила внимания, а вот то, что Ленка с раскрытым ртом буквально уставилась на пришедших, не заметить просто не могла. У самой разыгралось любопытство. Кто же там такой мог зайти, что Нинка, забыв о своей неисправимой привычке все комментировать, молчала и поедала глазами пришедших. Появилось большое желание развернуться и посмотреть, кто же пожаловал. Но правила приличия еще никто не отменял, да и не была поражена в самое сердце как две мои подруги, поэтому просто ждала. Наш столик по всем законам физики нужно было обойти и только потом добраться до бара. Поэтому, никуда они не денутся все равно пройдут мимо, потом и посмотрю.