Владимир Струнский.
Я всматривалась сквозь затемненные стекла автомобиля на, до боли знакомое, можно сказать даже родное, здание. Слегка припозднившиеся сотрудники, как всегда, спешили проскочить незаметно, так сказать, до прихода начальства. Еще две недели назад мне все это казалось совершенно в другом свете, а сейчас… Сейчас я терялась. Рука замерла на дверной ручке, не нажимая ее до конца, только придерживая.
— Боишься? Пойти с тобой?
Я оглянулась. Петя смотрел на меня вполне серьезно, без ухмылки и подшучивания. В глазах светилась дружеская улыбка.
Когда он стал таким? Милым, нежным… родным. В школе был безумно желанным, и столь же сильно недосягаем. Я увлеклась запретным плодом, мечтала о нем, грезила, и сорвала. Смешно сказать, неразумная малолетка, соблазнила взрослого преподавателя. Да кто в такое поверит!? Но я ведь знала правду. Возможно, потому и смолчала, когда спрашивал следователь, потому не рассказала даже маме, кто именно меня изнасиловал. Чувствовала и свою вину в случившемся — не стоит дергать льва за усы, не стоит сунуться в пламя — можно ожечься.
За последние несколько месяцев, а особенно за несколько минувших недель я узнала его совсем другого — нежного, заботливого, преданного. Да именно преданного — он безоговорочно поверил мне тогда, когда я и сама сомневалась в своей правоте. И сомнения мои были вызваны не слабоумием, а постоянными ковыряниями в памяти, выискиванием там отголосков событий, которым в свое время не придала значения. Я сомневалась в своем профессионализме — возможно, действительно закрутилась, и подписала, не глядя, этот документ. Вчерашняя экспертиза окончательно развеяла мои сомнения — подпись оказалась подделкой, хоть и очень даже не плохой.
— Нет, не стоит. Я справлюсь.
— Уверенна?
— Не совсем, но по-другому нельзя.
— Ладно, тогда беги не опаздывай. Не подавай дурной пример подчиненным.
— Начальство не опаздывает, а задерживается.
В тон ему с улыбкой ответила я. На последок показала язык, увернулась от захвата, и дожав все-таки дверную ручку выскочила с машины.
— Вернись и извинись, а то вечером накажу.
Я остановилась, так и не захлопнув дверь. Оглянулась. Почему-то почувствовала себя виноватой.
— Петя, я вечером поеду к себе домой.
— Ты ведь без машины. Я заеду за тобой, вместе поедем. Соберешь нужные вещи… — Он замолк на полуслове, осознавая истинный смысл моих слов. — Ты хочешь вернуться в свою квартиру?
— Я и так слишком у тебя загостилась. Ты меня спас, а я села тебе на шею…
Почему я себя чувствую такой дрянью? Испытывающий взгляд темно медовых глаз только еще больше обострял мое чувство вины. Я ведь действительно хотела вернуться в свою квартиру, чтобы его не напрягать, чтобы не быть обузой. Он здорово мне помог, не просто помог — спас, а чем я ему отвечу взамен? Буду сидеть у него на шее в ожидании штампа в паспорте и прописки? Что нас связывает? Общая работа, взаимная симпатия и… и все. И пусть к нему испытываю не только симпатию, но это мое, личное. Еще доверие — я ему безоговорочно доверяю и он мне, скорее всего, тоже, ведь ввязался в эту авантюру, рискуя многим.
Эти две недели мы прекрасно ладили — нас объединял страх перед неизвестностью и общий враг. И мы сблизились.
Мужчина, от взгляда которого закипает кровь, и тело дрожит в конвульсиях желания. Мужчина, который страстно целует и безумно сильно сжимает меня в своих объятиях, а потом уходит в свою спальню со словами «спокойной ночи». Как к нему относиться? Как он относится ко мне? Что это, дружба и чувство вины, или все же что-то большее?
— Я совсем не прочь, чтобы ты там посидела.
Я замялась, не зная, что ответить.
— Ладно, потом поговорим.
Мотор взревел, и машина резко дернулась с места. Я развернулась и пошла. Утро было безнадежно испорчено. Может именно поэтому я не замечала любопытных взглядов, которыми меня провожали сотрудники, поэтому была слишком холодна, что не позволяло уж больно любопытным под прикрытием сочувствия задавать неуместные вопросы.
В пять вечера на парковке перед зданием меня ждал темно синий внедорожник. Сердце ускорило удары. Почему-то его присутствие всегда вызывало трепет. Подошла к машине с твердым намерением отказаться от его дальнейшей помощи. Не хочу дружеской поддержки и сочувствия, а любви требовать не могу. Свой прошлый грех он уже искупил, ни к чему раскаяния, я уже давно простила.
Почему он вспылил сегодня утром? Мне этот вопрос весь день не давал покоя. Почему его расстроило мое желание переехать? Это банальна мужская гордость и желание принимать решения самому или что-то большее?
— Садись красавица, прокатимся.
И как на это предложение ответить отказом? Сердце замирает при виде одной его улыбки, руки насильно сжимаю в кулаки, чтобы не позволить себе лишнего. Не потянуться на встречу, не коснуться…
— Петя, спасибо тебе большое. Ты меня здорово выручил, но дальше я сама. Не стоит злоупотреблять твоим благородством.
— Марина, я уже приехал, и отсылая меня назад, ты больше злоупотребишь моим благородством.
— И все же я лучше на автобусе.
— Не заставляй меня тащиться через весь город позади твоего автобуса. Садись, нам есть о чем поговорить.
— Что-то случилось?
Отбросив свой благородный отказ от его помощи, с любопытством и немного страхом села в машину. Почему страхом? В последнее время меня новости не особо радовали.
За окном мелькали разноцветные вывески и рекламы, заманивающие клиентов. Они сверкали разноцветными огнями, но в свете дня все это казалось бледновато. Через несколько часов, когда опустятся сумерки, краски станут ярче, и город заживет ночной жизнью.
— О чем ты хотел поговорить?
Я оторвалась от пейзажа за окном и посмотрела на управляющего автомобилем мужчину.
— Марина, думаю, тебе пока что не стоит съезжать от меня.
— Почему?
Петя не спешил посвящать меня в свои размышления. Он смотрел впереди себя, делая вид, что полностью сосредоточен на управлении машиной. Я видела, что его что-то тревожит, но чистую правду мне, скорее всего, никто не скажет.
— Егор что-то темнит. Он до сих пор не сознался в содеянном, хоть все факты против него.
— И что с этого? Ты думаешь, его выпустят и он будет мне мстить?
— Никто его не выпустит. — Он сказал это с такой уверенностью, что все мои страхи по этому поводу развеялись. — Просто ему мог кто-то помогать. Я не говорю, что это так, но вероятность существует, поэтому лучше бы ты пока пожила у меня.
— Существует такая же вероятность, что я буду переходить дорогу и попаду под колеса автомобиля. Ты от всего меня не убережешь. Да и не стоит пытаться. Уже не маленькая, жила как-то до этого времени, со всем справлялась, и впредь постараюсь так же.
— Марина, ты не понимаешь…
— Чего?
Как я ждала от него тех слов. Простые три слова. Нет не признания в любви, хотя и их безумно желала услышать. Сейчас же хотела просто знать, что нужна ему. Я нужна. И причина не в угрозе моей жизни, не в чрезмерной опеке вызванной чувством вины. Причина в том, что я ему нужна. Еще месяц назад он был другим. Более настойчивым, требовательным. Меня это раздражало, злило, но, тем не менее, я чувствовала себя превосходно.
Как много женщине дает ощущение, того что она желанна! Знать, что кто-то тебя хочет — это окрыляет. Что же случилось теперь?
Одни сомнения. Я сомневаюсь в себе. Укоряю себя за отказ. Там в кабинете, тогда когда зашла к нему возмущаться после собрания. Он назвал меня своей женщиной, а я дико возмущалась, сейчас бы многое отдала, чтобы повернуть время вспять. После того дня все поменялось. Сама пылаю, а в ответ вижу только заботу и дружеское участие.
В голове полная неразбериха. Зачем тогда он меня целует? Что все это значит? Да и его поцелуи — они другие. Больше нет несдержанности и порыва, только нежность и ласка. Не спорю, мне это нравиться, но почему-то после таких поцелуев чувствую себя обманутой. Как будто мне чего-то недодали, обделили.