У забора плыл неестественно сильный аромат сирени. Их курс тоже такое развешивал, только над воротами городской стражи. Смешно. Если не убирать – оно раздуется до слона средних размеров.
Тарас обходил дворик по периметру, для чего следовало пройти под самым фаллосом, лениво мерцавшим над столбиком ограды. Ага. Он ещё и к человечку присобачен. На столбике сидел плохо прорисованный гном, из которого и торчало невообразимых размеров хозяйство. Ни объёма, ни лица... Народное творчество. И подпись: «Хома». Интересно. Вот так, стало быть, выглядит некий Хома. Встретишь, сразу узнаешь. Тоже небось самородок-первогодок. Стыдоба. Тарас поразился своей осторожности – обходит неизвестных пацанов в собственном, можно сказать, дворе. Да ещё под такими рисунками. Никогда бы прежде себе этого не позволил. Или даже сейчас, кабы нашелся зритель.
Но одному сойдет.
С этой же благоразумной, трусоватой позиции ночевать следовало идти в свой корпус, в комнату, где сейчас посапывал уставший сосед. Вполне благополучный, скучный пацан. Завернулся в одеяло и свистит в две дырки.
Лезть к Варьке через окно явно не следовало.
Идти мимо охраны, что давно остервенела в приеме таких посетителей и имеет прямой приказ декана «не пускать!», не следовало тем более.
Неприятностей больше не хотелось.
Но хотелось Варьку.
И школяр решил, что если осторожненько, то обойдется.
Тарас знал теорию сглазовых заклятий – пока отслеживаешь неудачу, она не происходит. Главное, представлять возможные неприятности, быть к ним внутренне готовым. Ну, конечно, настрой требовался, но это через дыхание, это у них, хвала Сварогу, отшлифовали. Только отвлекаться нельзя: если вероятность пробоя высока, её надо все время сдерживать. А как можно весь день не отвлекаться? Вот давеча, со стражником... И видел же морду наглую, и среагировал, а тут барышня в платье с разрезом. Классная, конечно, барышня. Так и не рассмотрел.
Что-то в последнее время из-за девушек одни неприятности.
Сам и виноват, лопух, нечего пялиться. Но сейчас главное на третий этаж, мимо охраны высоконравственной, без приключений залезть. Тогда, возможно, будут и приятности.
И пробой держать надобно пожестче. Хоть сейчас не отвлекайся, скороход.
На свист привычно скинули веревку.
Тарас подергал её, перестраховавшись, оглянулся насчет патруля, а то ведь за вора примут, и, легко отталкиваясь от стены, в несколько перехватов был на подоконнике. Больную ногу он предусмотрительно подворачивал.
Действительно, обошлось.
Заспанная девчонка, которой не повезло жить в угловой комнате, закрыла за ним окно и улеглась. Демонстрировать смущение по поводу своей пижамы она не посчитала нужным – за ночь «верхолазы» поднимали её неоднократно, так что особых слов не требовалось.
Тарас сделал несколько извиняющихся движений, на которые хозяйка не обратила внимания, осторожненько ступил вниз – там очень некстати лежали швабра и тазик, но поскользнуться в этот раз не случилось, потому как видел, куда ступал. И боль в ноге утихла. Вроде.
Деликатно помахав пальчиками спящей хозяйке, школяр вышел в коридор.
Варвара жила на втором этаже – через третий лазили, поскольку на нижних комендантша блокировала окна. Без всяких заклятий, мощными деревянными решетками. Спустившись по лестнице, Тарас мягко толкнул знакомую дверь.
Его пассия ещё не спала. Впрочем, особо и не скучала. Они с соседкой доедали жареную картошку прямо со сковороды. Рядом стояли четыре флакона из-под пива.
Чуть-чуть бы пораньше, с сожалением подумал Тарас, чувствуя, как подвело от голода живот.
– Привет. Чего хромаешь?
– Ерунда.
– Понятно. Ты, наверное, есть хочешь.
Вместо ответа Тарас пододвинул сковородку, отпихнул вилку соседки, пытавшуюся взять ещё немножко, и принялся уплетать остатки.
– Яська говорил, ты какому-то стражнику лицо разбил. – В безмятежных интонациях Варвары не было ни грана беспокойства. Даже обидно, блин. Хоть бы для приличия попереживала.
– А ты, я гляжу, вся извелась. – Тарас поперхнулся картошкой и закашлялся. Да хорошо закашлялся, аж покраснел. Он уже и вилку отложил, собираясь зайтись кашлем, но тут Варька смачно вдарила ему между лопаток, и сразу всё прошло. Школяр вытер набежавшие слёзы.
– А я сорок раз говорила, не цепляйся к властям. Не цепляйся, снесут твою дурную голову.
– Я не цеплялся. Он первый начал.
– Ага. – Варвара достала из-за тумбочки ещё пару пива и выставила на стол. Туда же перекочевал кусок колбасы. Ждала все-таки. Жаль, пиво сейчас нельзя. Разве чуть-чуть, на сон грядущий. Варвара, наблюдая его нерешительность, откупорила один из флаконов и сердито отхлебнула.
– А в прошлый раз, когда ты рыцарской лошади шип в задницу вогнал, лошадь первая начала? А когда на первом курсе патруль поливал жидким мылом?
Тарас, не отвечая, отколупывал присохшую картошку. Обычно подобные упреки доставляли ему удовольствие, именно так и должен поступать с властью уважающий себя школяр, но сегодня слава не радовала. Сегодня всё было серьезнее, и он в отличие от Варьки очень четко это представлял.
Не до лавров. Живому бы остаться.
Какое-то время тишину нарушали лишь звуки Тарасовой вилки да деликатные жевки. Варвара совсем недавно отучила его чавкать, и школяру всё время приходилось себя контролировать. Вроде бы получалось, но тут громко заурчало в животе.
– Я, наверное, пойду, – сообразила соседка, взяла заранее приготовленный пакетик с вещами, мыльницу и на секунду замешкалась – проверить, правильно ли она поступает. Лицо Варвары выражало отрешенное согласие, а этот жующий паразит, ввалившийся под утро, ещё и показал ей вилкой направление, промычав что-то одобрительное с плотно набитым ртом. Соседка дернула плечиком и ушла в темноту коридора.
Варвара вздохнула. Тарас сладко потянулся и откупорил фляжку с пивом. Блудливый кобель.
В небе, затянутый туманом, висел человек.
Полная луна заливала всё льдистым молоком, но летящей фигуры не было заметно. Скрадываясь изгибами света, она казалась то облаком, то тенью от облаков. Призрачная дымка ломала контур, как при переливах горячего воздуха, чуть-чуть искривляла взгляд. Вот только распространялась дымка не вверх, а сразу во все стороны, больше даже вниз, наслаиваясь на смутные очертания не то шара, не то кокона, в центре которого человек и находился. Сам он неудобств от всех этих помех не испытывал. На глазах темнели очки, дающие мощную фокусировку, защищающие от бликов случайного и боевого огня – оптика плюс спектральная магия, выправляющая свет. Внешне они напоминали выпуклые фасеточные глаза огромного насекомого. Очки любого обеспечивали орлиным зрением. Мало что внизу могло укрыться от внимательного взора, вот только охватить взглядом все и сразу наблюдатель, конечно, не успевал.
Туманный кокон двигался, и достаточно быстро. Человек внутри него висел неподвижно, в расслабленной, удобной позе, иногда поворачивая голову да пальцем поправляя фокусировку. Сопровождая по всему маршруту, кокон окружала стая птиц. Они то разлетались, то плотно вжимались в туманный клубок. Птицы, как и положено стае, держали одно направление, а кокон, если присмотреться, висел точно между ними – в геометрическом центре, через объем, движение и разлет, чуть отклоняясь при сильном смещении.
Четкого строя птицы не держали. Это напоминало полет ворон, когда не сразу и заметно, что вся масса подчиняется единой цели. Была в их полете ещё одна странность – если, конечно, предположить, что кто-то наблюдал всё достаточно близко, рассматривая детали, – птицы летели так, как это свойственно хищным одиночкам, но подчинялись единой воле.