Джеймс слушал весь подавшись вперед, так, будто я рассказывала его собственную альтернативную историю жизни.
— А потом, лет через десять, когда я окончила университет, оказалось, что профессия эколога не востребована, интересных должностей нет. Я была совсем потеряна, и Кит приехал ко мне, посадил на мотоцикл и привез туда — в тот самый овраг. И мы снова лепили, на этот раз только вдвоем. И я почувствовала, как будто сила земли переходит в мои руки от этой глины. И не могла уйти оттуда, пока брат насильно не вытащил. Через неделю я записалась на курсы гончаров. Вот, с тех пор я на своем месте.
Я помолчала.
— Сейчас он далеко, и я очень скучаю. Это мое первое Рождество без него.
Я так долго запрещала себе тосковать, что в тот момент все мои сдерживаемые эмоции готовы были вылиться потоком слез. Не хочу реветь, не надо реветь, только не сейчас! Почувствовав, что нос предательски краснеет, я отвернулась к окну и, справившись с комом в горле, спросила:
— Что ты хотел мне рассказать?
— Ты считаешь слезы слабостью?
Мне на миг стало смешно.
— Я никогда не считала их слабостью, с чего ты взял? — обернулась я, шмыгая носом. — Просто я не считаю приличным рыдать при посторонних, нагружая их своими переживаниями. Слезы это даже хорошо, особенно для тех, кому трудно заплакать.
Я увидела слезы Кита впервые через четыре месяца после возвращения. Мы должны были встретиться в парке у пруда после моей работы. Я увидела брата издалека, он сидел на траве и смотрел на уток в пруду. Они играли и ныряли, в закатном огне брызги воды казались искрами. В воде отражалось оранжевое небо. Когда я тихо подошла и села рядом, то увидела в его глазах слёзы. Мы встретились глазами с братом и крепко обнялись.
Мы долго молчали, трепетала гаснущая свеча в глиняной елочке, снег прекратился, и за окнами были видны в ночном небе яркие морозные звезды.
— Я родился в марте тысяча девятьсот семнадцатого. В Бруклинской школе я познакомился со Стивом — будущим Капитаном Америка. Он был худым и дохлым, и я вечно тянул его изо всех передряг.
Джеймс взглянул на меня и добавил: — Этого я не помню. Многие куски моей жизни я восстанавливал с помощью внешних источников информации. И продолжаю до сих пор.
А затем война… нас разбросало по глобусу, и встретились мы уже потом… после первого плена. Стив спас меня и остальных из казематов Гидры.
Через какое-то время он позвал меня в команду, чтобы обрубить Гидре последние щупальца, и там… в общем, мне не повезло. Я помню падение. Очень долгое. И тьма. Все сочли меня погибшим. Да так оно и было на самом деле, если подумать.
— А дальше? Спросила я дрогнувшим голосом.
Он отставил чашку. Стальная рука стиснула живую в кулак.
— Дальше? — Джеймс заговорил быстро и сбивчиво. — Камера, много проводов, биологических и кибернетических экспериментов, удачных и неудачных, вот это уродство из металла, он показал глазами на искусственную руку, криосон и электрошок в промежутках, на сладкое.
— Зачем… шок? — Прошептала я онемевшими губами.
Он серьезно посмотрел на меня.
— Чтобы стереть память. Память о заданиях, которые я выполнял.
— А на задания тебя… выпускали под конвоем?
— Я не мог не вернуться на базу. Не мог не выполнить задание. Я… — Он сглотнул. — Есть определенный набор слов, которым меня можно запрограммировать. И я вновь стану Зимним Солдатом.
Джеймс смотрел на дымок, вьющийся над погасшей свечой. А я думала о том, сколько ему на самом деле лет. Настоящих, полных жизни и радости. Двадцать? Двадцать два?
— Но есть и хорошая сторона, — криво улыбнулся он, наконец. — Я не чувствую почти никакой боли, жары и холода, меня невозможно отравить, сломать мне что-либо весьма непросто, я не могу заболеть ни одной из существующих болезней, с первого раза запоминаю нужную мне информацию в любом объеме, и на мне все быстро заживает. Вот так, — и он, молниеносно выхватив нож, полоснул себя по запястью здоровой руки.
Я вздрогнула и приготовилась увидеть поток крови, но ее было на удивление немного. Лишь одна капля упала на пол, и другая — на подставленную стальную ладонь. Через три минуты от раны не осталось даже следа. Зрелище было завораживающее, как ускоренная видеосъемка.
— Впрочем, я с удовольствием отказался бы от этого, если бы только можно было все вырезать к черту, и начать сначала… я пытался, передал весть, что ухожу, но боюсь, что это ничего не изменило. Я по-прежнему совершенное оружие и нужен им живым… А уж они сделали все, чтобы не дать мне умереть…