— Стареешь, Вик, — сказала я своему отражению в стекле. — Раньше тебя было не так-то легко взять на испуг.
А чего это я так испугалась? Его телефонного звонка вчера вечером или нападения в «Берегах прерии»? Должно быть, дело в телефонном звонке — ведь у меня не было причин связывать с ним тот факт, что я чуть не погибла. И еще, конечно, та записка в огромном букете.
Позади меня Пеппи отчаянно скулила и пыталась достать что-то из-под кушетки. Я нетерпеливо задернула шторы и оглянулась на собаку, не нужно ли ее вывести. Она подошла ко мне и, виляя хвостом, потянула к кушетке.
— Что там у тебя, девочка? — спросила я. — Теннисный мячик?
Я легла на пол и попыталась заглянуть под кушетку, но ничего не увидела. Однако Пеппи не отставала: взвизгивала, скулила, пыталась залезть туда. Раз уж она так пристала, то теперь не отстанет. Преклоняясь перед ее настойчивостью, я пошла за фонариком.
Когда я наконец вспомнила, что оставила его вместе со всеми инструментами в стенном шкафу, и вернулась, Пеппи все еще пыталась пролезть под кушетку. Надеюсь, там не дохлая крыса или, еще хуже, живая. С некоторой неохотой я опять легла на пол и посветила фонариком. Нет, крысиных глаз как будто не видно. Потом я разглядела: что-то там поблескивало… как будто что-то металлическое. Но слишком далеко, почти у стены, рукой мне не достать.
— Ну вот, теперь надо кушетку отодвигать, — сказала я собаке. — Тебе что, обязательно это нужно?
Пока я отодвигала кушетку, она нетерпеливо пританцовывала вокруг, виляя хвостом. Потом радостно помчалась туда, к стене, схватила какую-то штуку и положила к моим ногам.
— Благодарю, — сказала я и потрепала ее за ушами. — Надеюсь, это стоило наших с тобой усилий.
Это была тяжелая золотая цепь-браслет, очень большой, очевидно мужской. Я поставила кушетку на место и села обследовать наш трофей. Золото и два аметиста. Я перевернула его — никакой надписи.
Я разглядывала его и так и этак — что-то знакомое, у кого-то я такой уже видела. Но вот у кого? Кто из мужчин навещал меня в последнее время? Попытаемся вспомнить. В субботу заходил Робин, но не подходил к кушетке. Терри Финчли и Роланд Монтгомери, обвиняя меня в поджоге, сидели на кушетке в субботу вечером, но что-то я не могу представить, как бы они умудрились уронить браслет к самой стене, под кушетку. Скорее всего браслет завалился бы между подушками. Ладно, надо будет спросить Терри, это не помешает…
Уронить браслет туда, под кушетку, мог только человек, который спал на этой кушетке. Когда ее раздвигали, между матрасом и полом образовывалась щель. Мои гости время от времени забывали там часы или кольца, которые они рассеянно клали на пол перед тем, как уснуть.
Последний раз здесь спали Элина и Сериз. Я не знала, чтобы у Элины были такие дорогие безделушки, но она могла и украсть браслет, чтобы потом продать его за бутылку. А возможно, браслет принадлежал дружку Сериз, а она просто носила его, как делали девчонки во времена моей юности. Поехать к Церлине, показать ей браслет? Но Церлина может и не знать. А может и не сказать, особенно если Мэйзи будет стоять за ее спиной. Нет, я еще не настолько окрепла, чтобы иметь дело с Мэйзи. И вообще браслет — это далеко не самое срочное из моих дел. Я сунула его в карман джинсов и посмотрела на Пеппи.
— В последнее время те, кто должен тебя любить, плохо обращались с тобой, — сказала я. — Тебе ведь хочется на озеро, да?
Пеппи, вне себя от счастья, завиляла хвостом.
Глава 37
ОХОТА НА КРОЛИКОВ
Я шла по берегу. Пеппи кружила вокруг меня, иногда приносила палки и ждала, что я буду швырять их в воду. Скоро октябрь. Для меня, конечно, уже холодно купаться, а Пеппи еще с добрый месяц поплавает, если не будет штормов.
Я медленно шла вдоль мыса, вдающегося в воду. Пеппи прыгала по скалистым уступам, искала кроликов и иногда находила их, скрывающихся между огромными валунами.
Вода отсвечивала серебром — это оттенок осени, летом такого практически не бывает. Вообще времена года можно было бы определять по цвету воды в нашем озере, даже если бы больше ничего вокруг не менялось. Во время штиля вода кажется такой спокойной, мирной, уютной и обволакивающей, словно нет в ней ни холодных глубин, ни неожиданных бурунов, которые могут выбросить тебя, совершенно беспомощную, на скалы.