И не надо удивляться, что этот барьер был преодолен сравнительно легко и быстро, буквально в первые же дни вступления на немецкую землю: таков уж советский воин, в нем со дня зарождения Красной Армии заложено и с молоком матери впитано презрение к слепой жестокости.
Факты?.. Вот они!
В целях быстрейшего выхода на Одер автоматчики, пулеметчики, бронебойщики и расчеты батальонных минометов 220-го полка были посажены на танки. Я примостился возле башни «Т-34» справа вместе с двумя снайперами — опытным Виктором Медведевым, который в дни боев в Сталинграде истребил более двухсот гитлеровцев и позднее стал Героем Советского Союза, и недавно принятым в снайперскую группу новобранцем из Сибири Леонидом Прудниковым. С левой стороны башни и на решетке моторной группы расположились шестеро пулеметчиков и автоматчиков. Перед всеми стояла задача: следить зорко по сторонам и метким огнем прикрывать танк от фаустников.
Зону Мезеритцкого укрепленного района мы преодолели рывками, перебежками от укрытия к укрытию. Справа и слева по полям и перелескам брели в одиночку, мелкими группами солдаты деморализованных еще на территории Польши частей третьего рейха. Казалось, здесь мог солидно увеличить свой «личный» счет молодой снайпер, сибирский охотник Прудников, умевший бить навскидку без промаха, но он, глядя на своего наставника, даже подсумок застегнул. Могли порезвиться и пулеметчики, но и они не прикладывались к прицелам.
За спиной послышалась перебранка:
— Пулеметчики… За экономию патронов ждете премию?
— Обойдемся без премии.
— Врежь хоть для испугу, чтоб поскорее двигались к большаку с поднятыми руками. Вон, видишь, целая группа.
— Вижу. Они без оружия.
— Разуй глаза, там есть и с оружием. Врежь по ним выборочно!
— Выборочно… Пусть этим займутся снайперы.
Мои соседи Медведев и Прудников переглянулись так, будто не о них речь.
— Снайперы дремлют, а ты бодрствуешь, вот и хлестни! — продолжал настаивать автоматчик Федор Рычков, которого я узнал по сипловатому голосу.
— Хлестнуть… — вроде согласился пулеметчик Андрей Довжиков и тут же засомневался: — А вдруг там окажутся и мирные люди?..
— Вдруг… А ты забыл, как они на Украине и на Дону скорострельными пулеметами дырявили даже школьников в поле? В спины били, сволочи, детей!..
— Правильно, они были сволочи, а мы с тобой здесь кто?.. То-то же, не забывайся! За напрасную кровь совесть будет судить до самой смерти, а я хочу встретить старость по-человечески.
Я не вмешивался в спор бывалых гвардейцев, был убежден, что они проверяют друг друга на моральную прочность перед молодыми однополчанами.
На стыке двух полевых дорог сгруппировались отступавшие немецкие солдаты, более двух десятков. Заметив наш танк с десантом пехотинцев, они построились в две шеренги и повернулись к нам лицом, подняли над головами автоматы и карабины, затем враз бросили их на дорогу. Другого выхода у них не было: от танка и пуль далеко не убежишь.
— Во, видишь, видишь, как получается! — торжествовал Андрей Довжиков.
Среди сдавшихся в плен был офицер.
Он не мог объяснить даже самому себе, что случилось с гитлеровской армией после потери оборонительных рубежей на Висле, почему ни на одном промежуточном рубеже от Вислы и здесь, на германской территории, генералы фюрера не смогли остановить русских; да и чем можно было сдержать такой напор? Все немецкие солдаты и офицеры, оставшиеся в живых после страшного удара под Варшавой, утратили разум, лишились повиновения, они опустошены, в них не осталось ничего человеческого.
Зоолог по образованию, он стал офицером в дни тотальной мобилизации, и ему было трудно провести грань между животными и солдатами, с которыми ему пришлось иметь дело в дни отступления, — лишь бы не умереть от голода и холода и от огня русских! И поляки, по его мнению, вдруг превратились в скупых, злых, в коровниках и конюшнях у них, видите ли, нет теперь мест для ночлега немецких солдат.
— Чем вы заразили поляков против нас? — спросил он.
— Верой в жизнь без насильников, — ответил я.
— А что будет с нами, с Германией?
— Гитлеры приходят и уходят, а народ немецкий остается, — ответил ему командир танка, знавший немецкий язык.
Задымились самокрутки. Наши автоматчики и пулеметчики принялись развязывать вещевые мешки, делиться с голодными и озябшими немецкими солдатами галетами, кусочками сахара. Сюда же из ближайшего перелеска справа прибрело еще до десятка солдат. Затем слева столько же. Это уже из резервной дивизии, которая спешила занять позиции Мезеритцкого укрепленного района, но не успела — была рассеяна нашими танкистами. Командир дивизии генерал-лейтенант Любе сдался в плен, его солдаты тоже хотели остаться в живых.