Когда я пришла в себя, те люди, что меня окружили, сказали, что сегодня я получила настоящий подарок небес — новую жизнь, и теперь все будет по-другому. По началу мне было тяжело даже сфокусировать зрение хотя бы на одном из улыбающихся мне лиц. Вдобавок ко всему, тело ныло, будто меня переехала боевая фура.
Высокие девушки, прекрасные, словно звездная ночь, рассказали мне о том, как погибли мои последние соплеменницы. Хоть по моим щекам текли слезы, я чувствовала невероятную гордость. Каждая из них знала, за что умерла. А когда мне на колени аккуратно положили тяжелую полотняную сумку, я ахнула. Все те семена, что мы таскали с собой на протяжении долгих лет, те самые, что Хранительница не выпускала из рук, остались целы и невредимы.
— Ты же поможешь нам, да? — приподняв белесые брови, спросила меня девушка по имени Даг. Я лишь коротко кивнула, крепко прижав сумку к себе.
Целое наследие, ожидающее плодородных земель, воды и барьера от солнечной радиации, здесь, у меня в руках. Оно изменит мир, они всегда так говорили. Все начнется с малого: с крошечного росточка, который сможет прижиться в новой почве. А закончится здоровыми поколениями, которые будут беречь то, что мы им оставим. Будут беречь друг друга. Они обязательно должны стать лучше нас. Иначе зачем оно все?
***
День сменялся днем, таким же солнечным, но уже не настолько угнетающим, как раньше. Через месяц я уже вовсю работала на грядках, заботливо ухаживая за каждым растением, общаясь с ними и с теми, кто эти растения для всех хранил. Как-то Даг призналась мне, что услышала, что я разговариваю со своими соплеменницами. Я смутилась, но она обняла меня и сказала, что они хорошо слышат меня, ведь я уже была на той стороне.
Спустя еще три месяца я поняла, что тот небольшой объем знаний, которым я обладала, я полностью передала другим людям, работающим на плантации рядом со мной. Большему научить их я не могла.
Поэтому я предложила Доку свою помощь в нелегком деле врачевания. Поначалу мне казалось, что он не в восторге от этой идеи, но все же он согласился. И еще месяц я помогала ему вытаскивать из рук смерти болеющих жителей Цитадели.
Никто не говорил со мной о Максе с тех пор, как я пришла в себя. Да и я не напрашивалась обсуждать это с кем-то. Единственное, что я спросила — жив ли тот, чью жизнь должен был забрать Макс в Нефтяном Городе. Мне сказали, что он погиб тогда в перестрелке, в которой чуть не умерла я. А на вопрос, что стало с маленькой девочкой, которая ехала вместе с нами сюда, мне сказали, что в Цитадель прибыли только двое — я и Макс.
Странно, ведь я так отчетливо слышала ее голос… Была ли это просто предсмертная галлюцинация? Может, и так. А может, она просто захотела вернуться домой.
Еще через несколько недель мне предложили заняться врачеванием в городе. Фуриоса решила, что пора налаживать отношения с соседями и прекращать междоусобицы. Тем более, что хороших лекарей в городе было мало, а я успела набраться какого-то опыта. Да и за это могли хорошо заплатить. Бензак по-прежнему был в цене.
Для меня собрали байк. Он был почти такой же, как те, на которых разъезжали мои родные. Рано с утра, когда солнце еще не раскалило пески, я выезжала в город, а с закатом покидала его, привозя в Цитадель оплату за мою работу. Признаюсь, мне не нравилось то, чем я занималась. Люди в городе были невероятно озлобленными, особо циничными и с недоверием относились к врачевателю из Цитадели.
А однажды кто-то узнал во мне ту, кто помог сбежать Максу. Ту, кто помешал его казни. В меня полетели все подручные средства лавочника, который, громко крича, тыкал в меня пальцем и призывал остальных горожан немедленно со мной расправиться.
Я вскочила на свой мотоцикл и дала деру, даже не оборачиваясь. Судя по догоняющему звуку двигателей, за мной устроили погоню. Страшно подумать, какая смерть могла бы меня ожидать, но на мое счастье, я была подготовлена к долгой дороге, а они отстали сразу же, как топливо в их баке иссякло.
Вот только, не разбирая дороги и летя на бешеной скорости от жестокой расправы, я понятия не имела, где я оказалась теперь…
Усталость навалилась тяжким грузом, так что я решила, что самое разумное сейчас — накрыться с головой длинным плотным отрезом, обнять руками винтовку и задремать, облокотившись о своего «коня». Еще раз осмотрев горизонт и жадно вслушиваясь в пустующую даль, не думая о риске, я провалилась в пустоту, которая заботливо приняла меня в свои объятия.
Рев двигателя прорезал тишину сквозь завесу сна. Сначала я подумала, что мне просто показалось, потому что, резко вскочив и осмотревшись, я не нашла ни единого источника этого угрожающего звука. А затем я увидела машину, остановившуюся недалеко от меня. Страх охватил мое сердце, и руки сами потянулись за винтовкой, лежащей рядом. Но выстрел, проскочивший по песку, заставил меня одернуть руку к себе. Я сжалась в комок за своим мотоциклом, в панике пытаясь придумать хоть что-нибудь. Вытащив из-за пояса кинжал и крепко сжав его в кулаке, я собралась, чтобы приготовиться к броску на своего противника, ведь судя по звуку приближающихся шагов, он был уже совсем рядом.
Сердце гулко ударилось о ребра.
Я шумно выдохнула, прежде чем почувствовала, что враг достаточно близко подошел, и резко рванула прямо на него, стараясь воткнуть лезвие кинжала в его тело. Но мужчина увернулся от удара и, крепко схватив мою руку, одним ударом выбил из нее кинжал. А затем, ловко перехватив вторую руку, толкнул на песок и уселся верхом, держа мои руки за спиной. Через секунду в мой затылок уперлось дуло пистолета. Я замерла.
— Радует, что теперь ты нападаешь не с алюминиевой флягой, а хотя бы с ножом, — насмешливый голос показался мне настолько знакомым, что я не сразу догадалась, кому он принадлежит. А поняв это, я попыталась вывернуться или хотя бы повернуть голову, чтобы убедиться в своем предположении.
Убрав от моей головы дуло и освободив руки, он медленно слез с меня, позволив мне перевернуться.
В предрассветном зареве я точно узнала силуэт Макса, который аккуратно стягивал с моего носа и рта плотный платок, не сводя с меня внимательного взгляда голубых глаз. Он выглядел все таким же уставшим, но где-то в уголках его губ притаилась едва заметная полуулыбка.
— Привет, — прошептал он тихо. Так же, как и тогда, в Цитадели, когда я не могла ответить на его приветствие.
— Привет, — прошептала я в ответ и широко улыбнулась. Дыхание сжало тисками, но не из-за очередного приступа кашля, а просто оттого, что сердце внутри меня разрывалось на части. Меньше всего на свете я ожидала снова его увидеть. И я впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему счастливой…
Теплая рука Макса отодвинула край моей рубашки, и его пальцы коснулись затянувшегося круглого белого шрама под ключицей, а затем скользнули ниже, ко второму шраму, находящемуся на четыре пальца выше солнечного сплетения. Его прикосновения были такими аккуратными, едва ощутимыми, но они заставили мое сердце пропустить очередной удар. Наверняка он чувствует ладонью тот набат, который разрывает мою грудную клетку.
— Я слышала тебя… Там, в Цитадели, — шепотом выдохнула я, сама не зная, зачем. Но мне казалось это таким важным! Я понимала, почему он ушел, почему больше не появлялся, и не винила его, но мне так хотелось сказать ему это! Эти слова тогда, в Цитадели, жгли меня изнутри, но я не могла произнести и звука, потом, когда он оставил меня одну, я говорила их вслух, зная, что он меня не услышит. Но теперь, когда я чувствую его горячее дыхание на своей коже, его руки на своих шрамах, мне хочется повторять и повторять… — Я слышала тебя. Каждый день. Я слышала. Мне было так страшно, но я слышала твой голос, я…
Почувствовав, как его теплые губы прикоснулись к моим, я невольно прикрыла глаза. Волна какого-то странного чувства захлестнула меня, оставив наедине с новыми, неизведанными ранее ощущениями.
— Я слышала… — снова прошептала я, когда он прервал поцелуй, чтобы перевести дыхание. Макс посмотрел мне в глаза и прежде, чем его губы вновь накрыли мои, хрипло прошептал:
— Я знаю.