Мой взгляд помимо воли опустился на ручку обреза, что виднелась у него из-за спины, а потом перекинулся на кинжал, привязанный к ноге. Я уже стала прикидывать, до чего будет проще дотянуться, как вдруг…
— Я дам тебе еще. Позже.
Его низкий голос звучал так, словно он ни с кем не говорил уже несколько дней. Мне стало невероятно стыдно, ведь я только что думала, каким образом мне будет проще убить его, всадить пулю в лоб или заколоть, а он говорит, что поделится со мной водой. Он говорит, что отдаст мне свою воду.
— Я ищу… — зачем-то начала я, словно стараясь себя отвлечь, но вместо слов изо рта вырвалось сиплое блеяние. Глупая. С чего я вообще взяла, что ему есть до меня дело? Надо дождаться, когда он даст воды, и уходить, пока во мне еще осталось хоть какое-то самообладание, пока разум помнит хоть что-то о человечности. Но промелькнувшая мысль о том, что меня, наконец, выслушает живой человек, а не раскаленная пустынная пыль, заставила мой язык развязаться. — Я ищу жителей племен Зеленых Земель. Женщины, — неуверенно уточнила я, с сомнением глядя на своего неразговорчивого собеседника.
— Они мертвы.
— Знаю, — я отмахнулась, по-своему расценив его ответ. — Там теперь болота, но мы ушли, а потом… — я запнулась. С момента, как я пришла в себя одна в пустыне, я даже не старалась восстановить в голове хронологию событий. — А потом, я ушла на разведку, и на меня напали, я… — события по крупице восстанавливались в моей голове, четко выстраиваясь друг за другом. По-моему, я только сейчас осознала, как все было на самом деле. В пылу схватки я выстрелила несколько раз в воздух, ведь под напором нападавшего падальщика мне никак не удавалось направить в его сторону ствол. Затем раздался клич нашего племени, и он, ударив по голове, потащил меня к своему мотоциклу. А очнулась я уже одна, без оружия и воды. Судя по тому, что, кроме головокружения от удара и страха, меня больше ничего не беспокоило, скорее всего, я просто свалилась с байка.
— Женщины Зеленых Земель мертвы.
— Я искала их, я шла… — продолжала я свой рассказ, но, поняв, что именно имел в виду мой собеседник, не смогла больше произнести ни слова. – Что?
— Они погибли.
— Как? — выдохнула я, чувствуя, что дышать становится все труднее.
— Защищая себя и других, — единственное, что ответил он. Больше мне ничего и не нужно было услышать.
— Нет, — проговорила я, вглядываясь в лицо мужчины. Это не может быть правдой. Они ведь так сильны, они… — Это какая-то ошибка.
— Мы все здесь — ошибка, — зло бросил он и, обойдя машину, открыл дверцу.
Что теперь? Они все мертвы. Что мне теперь делать? Выходит, я бесцельно бродила все это время, все это было зря. Зеленые Земли канут в историю вместе со своими жителями. Если, конечно, будет, кому эту историю рассказать. Они все это время слышали меня. Они все видели. Мне не показалось тогда, они действительно разговаривали со мной своим тихим шепотом. Почему я не поняла это сразу?
— Здесь целая обойма, — к моим ногам упал небольшой пистолет. — И вода.
Я подняла глаза на мужчину, который протягивал две мне фляги. В одной из них я узнала свою. Какое-то время назад я бы не задумываясь перегрызла бы глотку любому за такие простые радости, как оружие и вода, но сейчас… Зачем мне это?
— Знаешь, как пользоваться? — он уверенным движением схватил мое запястье и нацепил на него компас, крепко привязав к руке. Я растерянно кивнула. – Там, — мужчина показал пальцем, но я даже не повернула голову. — Цитадель. Воды хватит.
Он отошел на несколько шагов, а я подняла с песка пистолет. Маленький, но ощутимый по весу в руке. Он теперь был совершенно никчемной вещью. Как и две фляги воды. Хотя для одного пистолет все-таки сгодится.
Когда я зарядила пистолет и раздался щелчок патронника, мужчина резко выхватил свой обрез ружья и наставил на меня. Но по его расширившимся глазам стало ясно, что он никак не ожидал увидеть, что целиться я буду не в него, а в себя.
Я приставила ствол к виску, задыхаясь, не в силах даже уронить хотя бы одну слезу из-за своих родных, ведь пустыня опустошила меня полностью. Забрала все, без остатка. Включая желание жить. Я и раньше-то не могла понять, какое наследие мы сможем передавать в своем племени друг другу, из поколения в поколение. Но теперь не будет ничего. Ни наследия, ни племени. Ни земли, ни родных.
Ни меня.
Не успела я сделать еще хотя бы один судорожный вздох, как он в одно мгновение оказался рядом со мной и, выхватив пистолет, грубо повалил прямо животом на машину. Слух уловил звук расстегивающегося ремня, и через мгновение мои руки были крепко, до боли, стянуты им за спиной. Бесслезные немые рыдания все еще душили меня и, в конце концов, я снова зашлась в раздирающем глотку кашле. Было бы лучше, если бы он убил меня тогда. Почему он этого не сделал?
Его широкая ладонь размашисто растерла пригоршню воды по моему лицу несколько раз, а потом, когда меня рывком поставили на ноги и развернули к себе, он подался вперед и заглянул в мои глаза, словно пытаясь понять, действительно я неадекватна или это солнце выжгло остатки мозгов в моей голове?
— Руки не развяжу, — отпрянув, он открыл дверь машины и жестом велел садиться.
***
В первый день моих скитаний по пустыне я не раз задавалась вопросом: для чего мы здесь? Почему ядерная война не уничтожила все человечество без остатка? Почему мы вынуждены барахтаться в этом океане песка, который некогда был морем, и наблюдать за разложением своего сознания? Что мы такое? Новый вид животных, отдельные особи которых умеют себя морально истерзывать? Или существует какая-то высшая цель?
Сейчас, сидя рядом с незнакомым мужчиной, который дважды не дал свинцу вонзиться в мою плоть, устало откинувшись на спинку сиденья, я отчаянно боролась со сном, который внезапно навалился на меня вместе с дикой усталостью. Я быстро глянула на загорелую руку мужчины, спокойно лежащую на рычаге коробки передач, а затем на свое колено, находящееся совсем рядом. Когда мои ступни стерлись в кровь, во время моих скитаний, я обмотала их сначала своими разорванными рукавами, а потом оторванными штанинами. Так что кожа на коленке обгорела и стерлась настолько, что кое-где была видна запекшаяся кровь. Сейчас уже не могу припомнить точно, но, похоже, что я ползала по пескам…
— Потом промоешь, — мне до сих пор было непривычно слышать чей-то голос рядом с собой, тем более голос, принадлежащий мужчине. Он проследил за моим взглядом, а я убрала колени подальше от его руки. Мысль о том, что он может нести не только смерть, но и опасность иного рода, только сейчас посетила мою затуманенную голову. Но он мои действия никак не прокомментировал.
— Куда ты едешь? — почему-то я не осмелилась сказать «мы». Мои соплеменницы всегда учили меня быть осторожной в разговоре с неизвестным человеком. Меньше говорить, больше слушать. Лишний раз не раздражать.
— В город, — лаконично ответил мужчина, а затем, помолчав несколько секунд, добавил: — Посмотрим, что можно выручить за тебя.
Сердце бешено заколотилось в груди, а по голове словно ударили чем-то тяжелым. Он хочет меня продать? Лучше бы сразу убил! Известно, кто заплатит за женщину самую высокую цену — Людоед. Он славился тем, что скупал молодых девушек, щедро расплачиваясь с работорговцами или охотниками за наживой и после того, как пресыщался любовными утехами с несчастной, просто съедал ее, велев слугам подать человечину ко столу.
— Людоед не позарится на грязную оборванку, чья кожа покрыта ожогами.
— Отмою тебя после заката, — в голосе мужчины не было и намека на то, что он может шутить.
Он ответил, даже не отрывая внимательного взгляда от дороги, а я, к своему позору, только подумала о том, сколько же у него с собой воды в запасе, что он готов ее потратить, чтобы отмыть с меня многодневную пыль.
Мысли путались в голове. Хотелось найти хоть какой-то выход, но из-за усталости голова совсем отказывалась соображать. Поэтому я и сама не заметила, как сон сморил меня. Когда я открыла глаза, то обнаружила себя лежащей на заднем сиденье. В щеку упиралось что-то жесткое и, приподнявшись, я поняла, что моя голова покоилась на запасе оружия и патронов. Прежде чем подумать о последствиях, я резко села и попыталась онемевшими пальцами достать из мешка что-нибудь, чем я смогу оказать сопротивление. Но мешок ускользнул раньше, чем мне удалось хоть за что-то зацепиться.