Это было громко. Даже оглушительно. Мой отец отстаивал свое право на то, чтобы с ним обращались на равных основаниях, как с другими посетителями. «А другие приходят сюда не за тем, чтобы сдать свои турецкие паспорта», – огрызнулся чиновник.
Он воспринял наше решение чрезвычайно близко к сердцу. Хотя его это совершенно не касалось. Он обрушил на нас поток несправедливых обвинений. Так, например, он упрекал нас в том, что у нас нет «ни капли гордости» и что мы якобы не любим Родину. Тот, кто решает покинуть турецкое общество, становится предателем. Какой же бред! Но в конце концов мы добились своего.
На этом, казалось, вопрос был решен. В сентябре 2006 года в возрасте семнадцати лет десяти месяцев и двадцати одного дня я принял участие в первом в своей жизни международном матче за молодежную команду U19. За ним последовали еще десять матчей, после чего Дитер Айльтс пригласил меня на отбор в молодежную команду U21. И пусть по правилам ФИФА участник сборной одной страны на юниорских чемпионатах еще не считается «определившимся», тема выбора сборной была для меня закрыта, чего, впрочем, нельзя было сказать об окружающих.
Все вокруг вдруг стали разрывать меня на части. В одночасье объявились люди, считавшие, что они знают, что пойдет мне на благо, а что навредит. Эти едва знакомые люди брались учить меня жизни.
Метин Текин, главный скаут турецкой Федерации футбола в Европе, работавший сначала в Дортмунде, а затем в Кёльне, задолго до этого обменялся телефонами с отцом, после того как он заприметил меня на одном юниорском турнире. Сейчас он возник снова и попытался заманить меня в сборную Турции. Однажды меня приглашали на тренировочную базу турецкой национальной сборной. И вот нам позвонил их тогдашний тренер Фатих Терим и заверил меня, что он готов выпустить меня в феврале 2009 года играть в матче против сборной Кот-д’Ивуара. К тому же Хамит и Халил Алтынтопы, решившие выступать в составе сборной Турции, искали встречи со мной с подачи турецкой Федерации футбола.
Внезапно все заговорили обо мне и принятом мной решении. Невольно я стал клином в немецко-турецких отношениях. Или в турецко-немецких, в зависимости от того, под каким углом на это посмотреть. При этом я не сделал ничего дурного, всего лишь принял то решение, которое было необходимо принять. Я не собирался тем самым задевать чьи-то чувства. И уж точно не хотел никого оскорблять. Я даже выслушал позиции всех сторон и не отмел ни одну, чтобы на меня никто не сердился. Но через некоторое время мне стало казаться, что как турецкая, так и немецкая сторона пытается удержать меня с помощью своих рычажков, словно я был шариком в пинболе.
Турецкие журналисты наведывались потрепать мне нервы на тренировочную базу бременского «Вердера» – моего клуба на тот сумасшедший момент – база располагалась на турецком побережье Средиземного моря. Помощник тренера национальной сборной Мюфит Эркасап лично прибыл из Стамбула, чтобы устроить со мной встречу. Но я проигнорировал его, равно как и журналистов, не считая нужным как-либо комментировать ситуацию, раз каждое слово воспринималось настолько всерьез. Это было мне совершенно ни к чему.
Мне не хотелось привлекать к себе лишнее внимание СМИ. Но как только Йоги Лёв вызвал меня для участия в товарищеском матче Германия—Норвегия, разумеется, перед этим – очень даже мило – пообщавшись со мной, в дискуссию вступили немецкие политики. Один из них заявил нечто вроде: «Я горячо поддерживаю то, чтобы футболисты с турецкими корнями, выросшие в Германии, строили здесь свою дальнейшую карьеру. Поэтому чрезвычайно важно, что у нас появилась первая ласточка в лице Месута Озила. Если так пойдет и дальше, то уже через пару лет разрешится вопрос о том, открыта ли немецкая национальная сборная для немецких турков, равно как для представителей прочих групп мигрантов».
Однако я не хотел, чтобы меня считали первой ласточкой. Я не хотел вбивать клин между Германией и Турцией. И я никак не ожидал, что мое решение выступать за Германию вызовет такой резонанс, прежде всего в СМИ.
Так, прокомментировать мою ситуацию попросили Мустафу Догана, который в 1999 году дважды выступил за немецкую команду на международных соревнованиях. Он родился в Турции, но вырос в Германии и так же, как и я, когда-то сделал свой выбор в пользу национальной сборной Германии. «Месут определенно провел несколько бессонных ночей перед тем, как принять решение», – предположил он. Что было вовсе не так. Я не из тех, кто страдает бессонницей. Проблемы редко мешают мне уснуть. Часами в задумчивости разглядывать потолок вместо сна – это не про меня. Разве что после матчей мне иногда доводится не сомкнуть глаз. Во время Лиги чемпионов я с трудом мог успокоиться, вернувшись после очередной игры. Это не так-то просто – провести 90 минут на пределе своих возможностей, а затем лечь в кровать и спокойно уснуть. Еще несколько часов после матча мой организм находится в боевом состоянии. И только около трех или четырех часов ночи, наконец, устав, я могу настроиться на сон.