— Очень, — ответила Дороти. — Если бы мы оказались в Стране Оз, я не подумала бы так, потому что многие птицы и звери могут разговаривать в этой волшебной земле. Но Страна Оз, должно быть, очень далеко от этого океана.
— А как моя грамматика? — полюбопытствовала жёлтая курица. — Я говорю достаточно правильно, по твоему мнению?
— Да, — сказала Дороти, — для начинающего вы говорите довольно прилично.
— Рада слышать это, — продолжала жёлтая курица доверительным тоном, — потому что если кто-то хочет заговорить, то лучше уж делать это правильно. Рыжий петух часто повторял, что моё кудахтанье превосходно. И сейчас мне доставляет удовольствие сознавать, что я говорю верно.
— Но я начинаю чувствовать голод, — заметила Дороти. — Сейчас время для завтрака. А завтрака нет.
— Ты можешь съесть моё яйцо, — сказала жёлтая курица. — Я совершенно не беспокоюсь о нём.
— Разве вы не хотите его высиживать? — удивилась девочка.
— Нет, конечно. Я никогда не высиживаю яйца, пока у меня нет симпатичного уютного гнёздышка в укромном местечке, с дюжиной тёпленьких яиц подо мной. Это, кстати, тринадцатое. А курицы считают это число счастливым. Поэтому тебе доставит удовольствие съесть его.
— О, но я не могу съесть его, пока оно не сварено! — воскликнула Дороти. — Однако в то же время я очень признательна вам за вашу доброту.
— Не стоит, моя дорогая, — спокойно ответила курица и начала чистить пёрышки.
Какое-то время Дороти наблюдала за гладью океана.
Но мысли о яйце не покидали её. Наконец она спросила:
— Почему вы откладываете яйца, если не собираетесь их высиживать?
— Привычка, — ответила жёлтая курица. — Я всегда гордилась тем, что каждое утро откладываю свежее яйцо, кроме тех дней, когда линяю. Я не могу насладиться своим утренним кудахтаньем, пока не снесу яйцо. А если я не могу кудахтать, я не чувствую себя счастливой.
— Странно, — задумчиво произнесла девочка. — Но раз я не курица, трудно ожидать, что я смогу понять это.
— Естественно, моя дорогая.
Дороти снова замолчала. Жёлтая курица была каким-никаким товарищем и добавляла немного комфорта. Но, несмотря на её присутствие, в этом огромном океане было ужасно одиноко.
Через некоторое время курица взлетела и уселась на верхнюю перекладину клетки.
— Ого, мы не так уж далеко от суши! — объявила курица.
— Где? Где она? — вскричала Дороти, подпрыгнув в величайшем волнении.
— Недалеко отсюда, — ответила курица, кивнув головой в направлении суши. — Кажется, мы дрейфуем к ней. До полудня мы можем очутиться на земле.
— Я буду счастлива! — сказала Дороти, чуть вздохнув, потому что её ноги и особенно ступни всё ещё оставались мокрыми. Время от времени морская вода продолжала переливаться сквозь щели в прутьях.
— И я, — ответила её подружка. — В мире нет более унылого зрелища, чем мокрая курица.
Земля, к которой они быстро приближались, с каждой минутой становилась всё отчетливее. На взгляд девочки, плывущей в куриной клетке, она была просто прекрасна. Прямо к воде примыкал широкий пляж из белого песка и гравия. Дальше виднелись несколько скалистых холмов, а у их подножия — полоска зелёных деревьев, которая обозначала опушку леса. Но домов или иных признаков человеческой жизни не было видно, что свидетельствовало о пустынности этой неведомой земли.
— Надеюсь, мы найдём здесь что-нибудь поесть, — сказала Дороти, с интересом вглядываясь в приятный пляж, к которому они дрейфовали. — Время завтрака давно миновало.
— Я и сама слегка голодна, — объявила жёлтая курица.
— Почему бы вам не съесть яйцо? — спросила девочка. — Для вас ведь не нужно готовить пищу, как для меня.
— Ты принимаешь меня за каннибала? — негодующе вскричала курица. — Не знаю, что я такого сказала или сделала, чтобы ты оскорбляла меня!
— О, ради бога, простите меня! Поверьте, мисс… мисс… между прочим, могу я узнать ваше имя? — спросила девочка.
— Меня зовут Билл, — несколько резко произнесла жёлтая курица.
— Билл! Постойте, но это мужское имя.
— Какая разница?
— Но ведь курица — женского рода, не так ли?
— Конечно. Но когда я вылупилась из яйца, никто не мог сказать, буду я курицей или петухом. Поэтому малыш на ферме, где я родилась, назвал меня Биллом. И сделал своей любимицей, поскольку я была единственной жёлтой курицей во всем выводке. Когда я подросла, мальчик обнаружил, что я не кукарекаю и не дерусь, как это делают все петухи. Но он и не подумал поменять моё имя. И все живые существа в сарае, как и люди в доме, знали меня как Билла. Так я навсегда осталась Биллом, это и есть моё имя.