Путь их был долгим и нелёгким. Но никого это не повергало в уныние. Чем дальше, тем больше они сближались, становясь как бы одной семьёй.
Ишода относилась к Озме с добротой, какую не изливают на первого встречного, и это чувство ещё усилилось, когда бывшая принцесса узнала, что девочка всю жизнь прожила с приёмной матерью и понятия не имеет о своих настоящих родителях… Между Озмой и Кишаном установились отношения простые и дружеские. Они оба выросли без отца — муж Ишоды, Викас, погиб в крупной железнодорожной катастрофе за несколько дней до рождения Кишана. Мальчик и девочка болтали часто и подолгу, обо всём подряд, пусть не всегда понимая друг друга…
Тревожило компанию только одно: чёрные камни Гингемы. Но и то не слишком: Славика пропустило бы точно, а может быть, и Ишоду, которая родилась в Волшебной стране, и Озму, которая родилась за её пределами, но всю жизнь прожила в кольце Кругосветных гор. Так что кто-нибудь донёс бы чудесный виноград до пленников камней…
Но наследие Гингемы и не подумало притягивать корабль! Озма и Кишан дружно сочли это заслугой камней славы, по поводу чего Расщепей объявил:
— Чушь и чепуха!
Второй штурм
Джуна и маленький Искандер уже выздоровели, и стены домика Джюсов дрожали от кипучей деятельности.
— Это же элементарно, — пояснял Кишан, разрисовывая лицо жжёной пробкой. — Волны наверняка получили приказ пропускать только тех, кто принял бусунум. Вот мы и притворимся, что приняли его. Беспрепятственно пройдём в столицу, и тогда… — что будет «тогда», он и сам толком не знал и закончил фразу тем, что погрозил в пространство кулаком.
Всем было почему-то весело. Одобрительно кивал Урфин. Тихо, пусть с долей зависти, смеялась его жена, делавшая за стенкой, на кухне Озме так называемую причёску «Утро в курятнике», Озма же просто покатывалась. А на крыльце джюсовского дома шёл жаркий спор.
— Никогда! — решительно говорила принцесса. — Никогда не буду валять дурака и вам, Александр Дмитриевич, не позволю! Мы с вами взрослые люди, и нам не пристало мазаться сажей.
— Ну, Ишода Пасторьевна, Урфин тоже взрослый, это во-первых, а во-вторых, ваш покорный слуга — актёр и переодевался на своём веку по-разному.
— Наш хозяин ещё очень молод, — парировала Ишода. На самом-то деле Урфин постарше неё был, но не её первую ввели в заблуждение жемчужины вечной юности… — А вы не на киностудии, и будьте любезны сохранять достоинство!
— А если не переодеваться, то лучше и не ходить на штурм. На вашем месте, Ишода Пасторьевна, я бы и не ходил. Всё-таки опасно. Ну, войдём мы в столицу, а дальше-то предстоит ещё долгая борьба!
— Нет, я пойду! Должен же кто-то присматривать за детьми! — она хотела сказать «за ребёнком», но нечаянно выдала свои тайные мысли…
— Так я и присмотрю, а вы оставайтесь! Тут-то совсем маленький мальчик, а его мама спит и видит, как бы пойти с нами…
— Вот моей женой попрошу не распоряжаться! — вмешался Урфин.
Из кухонного окна со свистом вылетела стрела и сбила яблоко точно у него над головой.
— Ты… ты… — Джунин муж еле успел отскочить.
— Я просто выздоровела, — ласково сказала половчанка.
В итоге она оказалась в отряде, а Ишода осталась дома с Искандером. Расщепей, в свою очередь, уступил принцессе и согласился пойти на штурм, не превращая себя в огородное пугало…
На следующее утро к воротам Изумрудного города подошли один серьёзный взрослый человек и четыре с половиной огородных пугала. «Половинку» являл собой Славик, который не мог ни разлохматить хвост и гриву, ни вывернуть наизнанку одежду и всего-навсего вымазался сажей и красной глиной.
Расщепей начал понимать, что сделал страшную глупость. Но отступать не хотел и спрятался за спинами остальных, благо все они были выше него ростом. Отряд надеялся, что если они, плотно прижавшись друг к другу, проскользнут в ворота, волны не заметят нарушителя бусунума. Но манёвр не удался. Таинственная сила вырвала «взрослого, серьёзного человека» из гущи народа и отшвырнула его от городских стен. Да так, что он растянулся во весь рост на жёлтых кирпичах прославленной дороги.
— В город! — кричал он друзьям. Но те не послушались, да и кто бы их пропустил? Общими усилиями Расщепея осторожно посадили верхом на Славика и пустились в обратный путь. По дороге режиссёр ругательски ругал себя, но ни словом не упрекнул Ишоду…
…Печальная процессия въехала на урфинский двор. Расщепей не избежал превращения в чучело. Весь перемазанный грязью и боевой раскраской Славика, он морщился от боли и не смог сам сойти с коня.