Вот ты проходишь меж дерев и стен,
Сам для себя неведомый и странный,
Пока еще банальности туманной
Костей твоих не обличил рентген.
Еще ты скучен, и здоров, и груб,
Но вот тебе с улыбкой добродушной
Простуда шлет свой поцелуй воздушный,
И медленно он достигает губ.
Отныне болен ты. Ты не должник
Ни дружб твоих, ни праздничных процессий.
Благоговейно подтверждает Цельсий:
Твой сан особый средь людей иных.
Ты слышишь, как щекочет, как течет
Под мышкой ртуть, она замрет — и тотчас
Определит серебряная точность,
Какой тебе оказывать почет.
И аспирина тягостный глоток
Дарит тебе непринужденность духа,
Благие преимущества недуга
И смелости недобрый холодок.
СВЕЧА
Всего-то — чтоб была свеча,
Свеча простая, восковая,
И старомодность вековая
Так станет в памяти свежа.
И поспешит твое перо
К той грамоте витиеватой,
Разумной и замысловатой,
И ляжет на душу добро.
Уже ты мыслишь о друзьях
Всё чаще, способом старинным,
И сталактитом стеаринным
Займешься с нежностью в глазах.
И Пушкин ласково глядит,
И ночь прошла, и гаснут свечи,
И нежный вкус родимой речи
Так чисто губы холодит.
ПЕЙЗАЖ
Еще ноябрь, а благодать
Уж сыплется, уж смотрит с неба.
Иду и хоронюсь от света,
Чтоб тенью снег не утруждать.
О стеклодув, что смысл дутья
Так выразил в сосульках этих!
И, запрокинув свой беретик,
На вкус их пробует дитя.
И я, такая молодая,
Со сладкой льдинкою во рту,
Оскальзываясь, приседая,
По снегу белому иду.
МАГНИТОФОН
В той комнате под чердаком,
В той нищенской, в той суверенной,
Где старомодным чудаком
Задор владеет современный,
Где вкруг нечистого стола,
Среди беды претенциозной,
Капроновые два крыла
Проносит ангел грациозный, -
В той комнате, в тиши ночной,
Во глубине магнитофона,
Уже не защищенный мной,
Мой голос плачет отвлеченно.
Я знаю — там, пока я сплю,
Жестокий медиум колдует
И душу слабую мою
То жжет, как свечку, то задует
И гоголевской Катериной
В зеленом облаке окна
Танцует голосок старинный
Для развлеченья колдуна.
Он так испуганно и кротко
Является чужим очам,
Как будто девочка-сиротка,
Запроданная циркачам.
Мой голос, близкий мне досель,
Воспитанный моей гортанью,
Лукавящий на каждом «эль»,
Невнятно склонный к заиканью
Возникший некогда во мне,
Моим губам еще родимый,
Вспорхнув остался в стороне,
Как будто вздох необратимый.
Одет бесплатной наготой,
Изведавший ее приятность,
Уж он вкусил свободы той
Бесстыдство и невероятность.
И в эту ночь там, из угла,
Старик к нему взывает снова,
В застиранные два крыла
Целуя ангела ручного.
Над их объятием дурным
Магнитофон во тьме хлопочет,
Мой бедный голос пятки им
Прозрачным пальчиком щекочет.
Пока я сплю — злорадству их
Он кажет нежные изъяны
Картавости — и снов моих
Нецеломудренны туманы.
По улице моей который год
Звучат шаги — мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
Той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
Нет в их домах ни музыки, ни пенья,
И лишь, как прежде, девочки Дега
Голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж; да не разбудит страх
Вас, беззащитных, среди этой ночи.
К враждебности таинственная страсть,
Друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
Как холодно ты замыкаешь круг,
Не внемля увереньям бесполезным.
Так позови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
Утешусь, прислонясь к твоей груди,
Умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
На том конце замедленного жеста
Найти листву и поднести к лицу
И ощутить сиротство как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
Твоих концертов строгие мотивы,