Вот почему, когда он опускает голову для поцелуя, я не отталкиваю его и не уклоняюсь. Вместо этого приподнимаюсь, чтобы встретить его. Сначала он ведет себя неуверенно, осторожно прикасается губами к моим, словно боится, что я могу укусить. Но когда раздвигаю губы, приветствуя его прикосновение, он обретает уверенность, прижимая меня спиной к пыльным половицам и рукой обхватывая мой затылок.
Над головой стрекочет летучая мышь, и мы оба замираем. Затем он прислоняет свой лоб к моему, и мы оба тихо смеемся.
— Пойдем, — говорит он. Встает и протягивает мне руку. — Давай уйдем отсюда.
Мы возвращаемся в гостиную окольными путями, осматривая все новые комнаты, сверяясь с чертежами, чтобы не заблудиться. Время от времени его считыватель ЭМП пиликает. В одной комнате я указываю на линии электропередач за окном. В другой – не могу найти причину, и когда холодные пальцы касаются тыльной стороны моей руки, я поспешно ухожу оттуда. Беннет смеется, следуя за мной, пока я убегаю.
Мы, кажется, отличная команда, каждый из нас привносит что-то свое. Я – скептицизм и практичность. Беннет – авантюризм и чувство юмора.
Затем в какой-то момент я прохожу под лестницей, прислоненной к стене, которую, как поняла, оставили там ремонтники. Беннет заставляет меня пройти под ней спиной вперед, одновременно загадывая желание, чтобы отменить несчастье. Конечно, я не говорю ему, чего желаю, но не стоит удивляться, что это связано с ним и с большим количеством тех жарких поцелуев, которые мы разделили на чердаке.
Вернувшись в гостиную, я достаю свой спальный мешок, а Беннет вытаскивает около дюжины бутылочек с ликером.
— Где твой спальный мешок? — спрашиваю я его, разворачивая свой на полу поверх ковра.
Он заглядывает в свой рюкзак, как будто спальник может быть спрятан там, затем возвращается ко мне и предлагает миниатюрную бутылочку рома.
– Я поделюсь, если ты поделишься.
Я смеюсь и качаю головой, но все же принимаю от него бутылку. Беннет встает и снимает свой свитер, обнажая загорелую кожу, натянутую на упругие, четко очерченные мышцы. Внезапно представляю, как повалила бы его на пыльный диван и провела языком по каждой твердой линии. Но вместо этого заставляю себя отвернуться и долго отпиваю из бутылки. Беннет устраивается рядом со мной на полу, и мы пьем вместе. Я не свожу глаз с портрета мистера Эйнсворта, который, как я чувствую, осуждает меня из другого конца комнаты за мои нечестивые мысли.
– Итак, ты себе всё так представлял? – спрашиваю я, радуясь, что мой голос не дрожит.
Поднимая бутылку, он подмигивает мне.
– И даже больше.
Я насмехаюсь, чтобы скрыть улыбку, но все равно стучу горлышком своей бутылки о его, даже когда воспоминание о его мягких, теплых губах на моих заставляет меня краснеть.
– Держу пари, тебе не нравится, что ты ничего не заснял на камеру, – пытаясь сменить тему.
– Не волнуйся, мой продюсер найдет способ сделать из этого шоу, – говорит он. – А что насчет тебя?
Я смотрю на стопки исследований, высыпанные из моей сумки.
– Более чем достаточно. Я, наверное, смогу сделать из этого серию.
Он кивает с задумчивым видом.
– Как думаешь, почему вокруг дома столько секретов? – спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
– Наверное, не хотят, чтобы люди использовали его историю во имя хорошего телевидения.
Он косо смотрит на меня.
– Как я?
– Я имела в виду, скорее, как моя мама.
Покачав головой, он говорит:
– Твоя мама принесла мир сотням, может быть, тысячам людей на протяжении своей карьеры. Это не было использованием.
Я допиваю бутылочку рома, размышляя над тем, как лучше лопнуть пузырь Беннета. Наконец говорю:
– Когда мне было десять лет, я сказала маме, что видела призрак своей бабушки.
– Правда? – спрашивает он.
– Нет. – Я качаю головой, кудри хлещут меня по лицу. – Но это был единственный способ, который могла придумать, чтобы привлечь ее внимание. Так что, пока она «приносила мир тысячам», то игнорировала свою дочь, которая нуждалась в ней и хотела, чтобы мама была рядом, а не в этом астральном плане.
Как один из ее поклонников, я ожидаю, что Беннет будет отрицать это, но он удивляет меня.
– Мне жаль, что она причинила тебе боль. Сейчас мы живем в мире имиджа. На телевидении все выглядит легко и идеально, что иногда легко забыть, что твоя мама была реальным человеком с недостатками, как и все остальные. – Затем он спрашивает: – Поэтому ты не веришь?
– Дело не в том верю или не верю. Я просто считаю, что в жизни есть более важные вещи. Например, укрепление настоящих отношений. Мама причинила мне боль, и это для меня страшнее любого призрака – мысль о том, что это может повториться.
Беннет поворачивается ко мне, гладя меня по щеке.
– Я никогда не хотел причинить тебе боль, Керри. На самом деле мне очень нравятся наши отношения.
– Правда? – спрашиваю я, едва слышно шепча.
– Конечно. Это делает все интересным.
– Ты не против, когда тебе бросают вызов? – спрашиваю я, вспоминая все те случаи, когда развенчивала его расследования в своем шоу, а он отвечал на следующий день в блоге. Постоянная перепалка туда-сюда превратила нас в соперников вместо друзей – или даже больше – кем мы могли бы быть.
– Вовсе нет, – признается он. – Особенно когда это ты.
Он снова прижимается губами к моим, и я погружаюсь в поцелуй. Я поднимаю руки, и он стягивает мою кофту через голову. Несмотря на холод, его кончики пальцев обжигают мою кожу, когда он тщательно исследует каждый открытый дюйм. Мои собственные пальцы проводят по его гладкой коже, оценивая пульсацию мышц.