— Сегодня ты была просто великолепна. Жаль, Дэвид не мог тебя увидеть. Я… — Джастии сжал кулаки и глубоко засунул их в карманы брюк. — …Я горжусь тобой.
В горле застрял непрошеный комок, дышать стало трудно. Эмили судорожно сглотнула, развернулась и бросилась к двери, оставив Джастина в полном одиночестве.
На следующее утро, когда Эмили усаживалась за стол, Джастин приветствовал ее вежливой улыбкой. Ее появление за завтраком прервало горячий спор хозяина дома с Гарольдом о достоинствах и недостатках парусных судов и пароходов. Девушка поднесла к губам стакан молока и исподтишка взглянула на герцога. Сегодня на нем были отлично пошитый черный сюртук и безупречно повязанный серый галстук. Ничего общего с растрепанным бродягой, с которым Эмили вальсировала минувшей ночью в пустом бальном зале.
Она подняла глаза к потолку, ожидая услышать хор ангелов, возвещающий ее появление, но сегодняшний Джастин не походил на человека, подверженного романтическим иллюзиям. Хотя никаких последствий вчерашнего неумеренного потребления шампанского по нему не замечалось, вполне можно было допустить, что в памяти его не запечатлелся молчаливый вальс при луне.
— Копченой рыбы не желаете, сэр? — спросила горничная с подносом, склонившаяся за плечом Джастина.
— Нет, Либби, спасибо, — ответил он, и Эмили показалось, что сказал он это сквозь зубы, словно сама мысль о еде вызывала у него отвращение.
Матушка, напротив, с видимым удовольствием положила себе на тарелку несколько рыбешек, по столовой разнесся густой пряный запах копченой селедки. Джастин отставил свою тарелку с таким брезгливым выражением, что Эмили поспешила поднести ко рту горячую булочку, чтобы скрыть улыбку.
— Эмили, ты сегодня куда-нибудь собираешься? — осведомился хозяин дома.
Вопрос застал девушку врасплох, она судорожно проглотила кусок и слизнула крошки с губ.
— Может быть, во второй половине дня мы с Лили отправимся по магазинам, — ответила она, почти уверенная, что Джастин попытается ограничить свободу ее передвижения, как было на Северном острове, но ее опасения не оправдались.
— Если хочешь, можешь взять карету. Я распоряжусь, чтобы кучер ее подготовил, — сказал Джастин, вытер губы салфеткой и добавил: — Все покупки можешь отнести на мой счет.
— Как здорово!.. Благодарю вас, сэр, вы очень добры.
Джастин не помнил, когда в последний раз она называла его «сэром» и благодарила. Уважительное обращение было столь непривычно, что он с подозрением посмотрел на девушку, но промолчал.
— Дорогой, ты сегодня собираешься в контору? — поинтересовалась герцогиня почти басом, голос ее звучал на октаву ниже, чем обычно.
Герцог едва заметно вздрогнул и коснулся висков кончиками пальцев; судя по всему, громкие звуки вызывали у него головную боль.
— Еще не решил, но скорее всего придется заняться делами. Накопилось довольно много бухгалтерских отчетов, которые надо бы проверить.
— А разве у нас нет специалистов для этого? Там целая армия бухгалтеров, которым мы платим большие деньги, — сказала герцогиня и с видимым наслаждением впилась зубами в жирный бок копчушки.
Сын мрачно посмотрел на жующую матушку.
— Несомненно, служащих в конторе хватает, и специалистов тоже, но все-таки за ними нужен глаз да глаз, — заметил он.
В разговор вступил Гарольд, пожелавший возродить первоначальную тему, и, брызгая слюной, залопотал, будто паровые двигатели — орудие дьявола. По его мнению, все здравомыслящие люди просто обязаны вернуться к парусным судам — в них, и только в них все надежды. Эмили не имела ни малейшего желания выслушивать подобную чушь, она поспешила извиниться и встала из-за стола.
Возвратившись в свою комнату, она сразу обнаружила, что ей вновь нанесли визит добрые феи. Поперек кровати раскинулся роскошный шерстяной плащ цвета спелой сливы, в складках которого пряталась перламутровая инкрустированная коробочка для визитных карточек. Эмили присела на краешек кровати, тронула пальцем крышку коробки и припомнила слова Джастина, прозвучавшие в пустом бальном зале: «Я горжусь тобой».
С того дня, как ей стало известно о гибели отца, ее поступки вызывали самую разную реакцию: стыд, гнев, замешательство; кого-то они смущали, кто-то готов был оторвать голову несносной девчонке, которая умела доводить до белого каления, но никогда и никто не хвалил ее и не говорил, что испытывает за нее чувство гордости.
Эмили потерлась щекой о мягкий ворс плаща, потянула носом, и ей почудилось, что от ткани исходит легкий запах рома.
— А теперь она чем занята, Пенфелд? — шепотом спросил Джастин.
Слуга, прятавшийся за развернутой газетой, краем глаза оценил обстановку и доложил:
— Сейчас, сэр, она у прилавка с лентами. С брошками покончено, пришел черед ленточкам.
Джастин тоже выглянул из-за газеты и тут же зажмурился: ослепили лучи заходящего солнца, отражавшиеся в блестящем стекле витрины магазина. Ему с трудом удалось рассмотреть Эмили, стоявшую у прилавка, на котором были разложены пестрые ленты. Вокруг увивалась продавщица, изо всех сил старавшаяся угодить придирчивой покупательнице.
Видимо, Эмили пребывала в нерешительности, она поджала губки, сосредоточившись. Потом взяла ленту цвета доброго бургундского вина, приложила к щеке с ямочкой и вопросительно посмотрела на Лили. Девушка чувствовала себя свободно, жест был чисто ребяческий, и у Джастина перехватило дыхание. Как завороженный, он следил за полетом ленты и страстно желал прикоснуться к ней рукой, стать частью этого милого церемониала.
Неожиданно Эмили выронила ленту и взглянула на витрину. Джастин поднял газету и уткнулся в нее носом. Пенфелд нетерпеливо затоптался на месте, застучал подошвами, поднял воротник пальто и мрачно изрек:
— Признаться, сэр, я замерз, совсем ног не чувствую.
— Шевели пальцами! — приказал Джастин и решился еще раз выглянуть из-за газеты.
Грохот проезжавшего мимо омнибуса поглотил мелодичный перезвон колокольчика у двери, и мужчины не сразу приметили Эмили и Лили, выходивших из магазина с кучей коробок и пакетов. Джастин сграбастал Пенфелда за плечо и поволок за угол к поджидавшему их экипажу. Они вскочили внутрь, герцог ударил тростью по крыше и скомандовал:
— Следуй за той каретой! Пошевеливайся!
— Слушаюсь, сэр, — откликнулся кучер, дернул вожжи, и экипаж тронулся. Джастин поудобнее устроился на мягком сиденье. Пенфелд укутался шерстяным пледом с головы до пят, и теперь виднелся лишь его покрасневший мясистый нос.
— Вы знаете, ваша светлость, — глухо донеслось из-под толстых складок пледа, — что я не способен осуждать вас. Может, кто другой и ставит под сомнение ваши достоинства, но только не я. Однако осмелюсь заметить, что в данном случае вы проявляете излишнюю бдительность. На мой взгляд, мы можем позволить себе расслабиться.
Джастин открыл оконце и выглянул наружу, чтобы убедиться, что они не потеряли из виду карету, в которой виднелся капюшон плаща цвета спелой сливы, скрывавший головку Эмили.
— Не говори ерунды, Пенфелд, — сурово осудил слугу герцог. — Ты знаешь по своему опыту, что Эмили способна споткнуться на абсолютно ровном месте и расквасить себе нос. Не забывай, что Лондон как-никак город большой, темных личностей здесь сколько угодно, мало ли кто может встретиться. Так что мы обязаны обеспечить Эмили полную безопасность.
Пенфелд придерживался иного мнения, но не спешил поделиться им со своим господином. Слуга подозревал, что герцог весь день колесит за каретой Эмили отнюдь не потому, что в Лондоне ее на каждом шагу подстерегает смертельная опасность. Скорее всего виной всему чудесные превращения, произошедшие с девушкой в последнее время. Из куколки вылупилась бабочка, и хозяин Гримуайлда решил принять все меры к тому, чтобы она не вздумала упорхнуть.
— Простите, сэр, — гнул свое Пенфелд, — осмелюсь напомнить, что мы мотаемся за ними целый день, и совершенно напрасно — девушка ведет себя идеально.
— Тем не менее это не снимает с меня ответственности за ее личную безопасность. Убежден, что на моем месте точно так же поступил бы любой опекун.