— Вставай, не сиди, как провинившийся ребенок, — сердито сказал я Аману.
— Нет, с меня хватит! Вы сами тут справляйтесь как можете, а меня оставьте в покое, — чуть не плакал Аман.
— Да, но ведь по закону шариата, умершего обмывают трое, — авторитетно заявил я.
— Да и два рубля с полтиной нигде не валяются… — напомнил мулла.
В конце концов наши уговоры подействовали. Аман встал. Мы снова, подталкивая друг друга, подошли к хлеву и стали туда заглядывать. Аман страдальчески посмотрел на муллу, потом на меня.
— Теперь приступим к делу, а то народ заждался, — шепнул мулла и изобразил на лице нечто похожее на улыбку.
Уже вечерело. Мешкать было нельзя. Покойника мы притащили к пруду и решили окунуть в воду, но он выскользнул из рук и больше мы его не видели. Тут стали стучать в ворота. До захода солнца надо было похоронить умершего. Мы не на шутку перетрусили.
Что ответить пастухам?
Ворота пришлось отпереть. Пастухи, почувствовав неладное, сразу подошли к мулле.
— Видно, покойник при жизни был премного грешен… — пытался оправдаться мулла.
Тем временем мы с Аманом незаметно выскользнули за ворота и припустились бежать в разные стороны. Что стало с муллой, не знаю. Если жив остался — объявится где-нибудь, если мертв — пусть земля ему будет пухом. Куда убежал Аман, тоже не знаю. Сам я задал такого стрекача, что сразу исчез с глаз преследователей. А за нами действительно выбежало несколько пастухов. Эти люди, всю жизнь проведшие на лошадях, не умели быстро бегать. Вскоре передо мной показалась рощица. В ней я заметил тропинку, которая вывела к большому арыку. Я бросился в воду. Проплыв по течению некоторое время, я вылез на берег. Теперь меня и сам черт не нашел бы.
Я начал беспокоиться об Амане. Тревожила меня и судьба муллы. Что с беднягами стало? Не убили ли их?
Когда наступил вечер, мое беспокойство несколько улеглось и я отправился в город.
Роковая ошибка
Добравшись до города, я подошел к мечети. У ее небольшой молельни сидели несколько стариков в ожидании вечерней молитвы. Я поздоровался и присел рядом с ними.
Наконец муэдзин прокричал азан[11]. Чтобы вызвать симпатию стариков, я пошел вместе с ними молиться. Несмотря на это, после молебна никто из них даже не взглянул на меня, и я один остался сидеть у мечети.
Муэдзин с муллой вышли последними и стали поглядывать на меня с беспокойством и подозрением. До этого, как оказалось, из мечети пропало несколько ковриков. Наконец муэдзин обратился ко мне:
— Сынок, почему ты не уходишь? Ведь молебен кончился.
— Почтенный отец, я нездешний. Позвольте мне остаться здесь до утра. Пришел я сюда издалека. Этот город мне совсем незнаком. Я просто не знаю, куда мне податься.
В разговор вмешался мулла.
— Откуда ты, сынок? — спросил он.
— Я из Ташкента.
— А зачем так далеко забрался от своих мест?
— Вышел на заработки.
— Чем же ты занимался до этого?
— Учился в медресе, — соврал я.
— В каком медресе ты учился? И кто твой учитель? Расскажи нам все, как было.
Я понял, что попался. В Ташкенте не перечесть медресе. А учителей тем более. Поразмыслив, я изрек:
— Господин мой, я учился в том, большом медресе. А учитель мой — тот самый большой учитель.
Мулла рассмеялся.
— Хорошо, тогда пойдем ко мне. Есть у тебя что-нибудь в желудке?
Я смущенно опустил глаза.
— Вставай… Будешь помогать мне по хозяйству и будешь сыт.
И я последовал за муллой.
Дома мулла дал мне два початка обжаренной на горячих углях кукурузы и глиняную чашу с гороховым супом. Я с жадностью принялся за еду. Только было повеселел от вкусной пищи, как мулла приносит большой нож, топор и веревку. Увидев все это в руках муллы, я, как вспугнутый олень, насторожился и приготовился бежать. Мулла заметил это и улыбнулся:
— Не бойся. Положи все это под голову и располагайся спать. У меня в хлеве телка хворая. Если вдруг с ней станет плохо и она заревет, ты сразу же прирежь ее и позови меня. Смотри не проспи и не дай ей околеть.
— Хорошо, хозяин, — сказал я и попросил чаю.
— Что ты, что ты, ведь самая маленькая пачка чаю стоит пять копеек… Зачерпни в арыке воды и пей сколько хочешь.
Мулла ушел. Я, довольный тем, что не остался на улице, растянулся на одеяле.
Долго я лежал, устремив глаза в звездное небо. Перенесенные за день волнения не давали мне уснуть. Я встретил рассвет с открытыми глазами.