Аман, давно мечтавший поспать на кровати, постелил какую-то шкуру, укрылся халатом и, облегченно вздохнув, растянулся…
Так как я был младше его, лег на пол. Но мне не давал заснуть скрип кровати. Аман стонал и время от времени выбегал во двор. Видимо, его беспокоили морковь и машевый суп. Для такого человека, как я, пересчитавшего на своем веку много чужих дверей и порогов, привыкшего к разной еде, машевый суп в моем желудке находился как у себя дома. Я чувствовал себя великолепно. Аман же не знал покоя до самого утра.
Проснувшись рано утром, умылись в пруду и были готовы приняться за любое поручение хозяина. Только Аман выглядел измученным. Он был бледен, худ. Хозяин прислал закопченный кумган с чаем, заваренный кожурой джуды, две лепешки. Когда мы сидели за чаем, он подошел и спросил:
— Что вы, джигиты, теперь собираетесь делать? У меня здесь, кроме вас, есть еще несколько слуг, они вчера ушли на поле за соломой. Если хотите остаться — оставайтесь. Впереди зима, а еды у нас хватит. Зимой работы не так много. Будете присматривать за скотиной, вот здесь будете разводить костер и жить в свое удовольствие. Дам я вам одежды, каждую неделю буду выдавать на мелкие расходы, ну, а никаких других денег платить не могу…
— Хорошо, хозяин, мы подумаем, — сказал Аман.
Когда хозяин ушел к себе, мы с Аманом посоветовались. Правильно говорит хозяин: впереди зима, идти нам некуда. И вряд ли мы найдем место получше! Ведь не проживешь зиму на рубль двадцать пять копеек, которые были у меня.
Мы решили остаться.
— Тогда, — сказал хозяин, — нечего вам здесь рассиживаться и чаевничать. Пусть один из вас останется здесь, другой… у меня есть корова, которая досталась после смерти отца, вот другой пусть выведет ее пастись в поле. А тот, который останется, будет помогать по хозяйству. Если придут гости — подавать чай.
Аман вызвался остаться дома. Он любил слушать шум самовара и болтовню гостей… Тем более после такой ночи вряд ли он мог бы ходить за коровой.
Хозяин указал мне на пеструю корову и велел ее вывести. Пока ее выводили, она мирно шла за мной и показалась очень покладистой. Когда приблизились к роще, корова сбавила ход и потянулась назад. «Вот бедная скотина, видимо, устала», — подумал я и прутиком ударил ее по спине. Корова тут же растянулась на земле и закатила глаза. Изо рта ее показалась пена, она стала вся дрожать и дергаться. Я страшно напугался и не знал, что делать, хотел звать на помощь, но вокруг никого не было.
Потом эта проклятая корова вдруг вскочила и кинулась бежать, подняв хвост трубой. Разве можно было ее догнать? Только из-за того, что хозяин сказал, эта корова осталась в наследство от отца, что она для него очень дорога, я, не обращая внимания на колючки, вонзавшиеся в мои пятки, что есть силы погнался за взбесившейся коровой.
«Чтоб ты подохла, и чтоб тебя вороны заклевали», — проклинал я корову. Запыхавшись, наконец добежал до нее и вижу: корова спокойненько пощипывает траву. Она только посмотрела в мою сторону и, словно овод ее укусил, опять игриво подпрыгнула и снова пустилась по полю. Я так и пробегал до самого вечера. Как ни старался, мне никак не удавалось ухватиться за болтавшуюся на ее шее веревку.
Я, как лиса, за которой гнались волки, бегал с высунутым языком. Уже к закату солнца я собрал силы и так припустился за ней, что схватил волочившуюся по земле веревку и, несмотря на то что корова упиралась, с тысячью бедами дотащил ее до какого-то загона и с трудом привязал там в хлеве.
Бледный, усталый, я еле добрался на дрожащих ногах до дома. Аман возлежал на своей облюбованной кровати.
— Как твои дела, Аман? — спросил я.
— Э, не спрашивай, дружище, — ответил он. — Я, пожалуй, покину этот дом.
— Отчего же?
— После твоего ухода пришли гости. А жены бая, оказывается, такие искусные поварихи… Каких только угощений они не приготовили! Гостям подают то манты, то шашлык, приготовленный в тандыре, то лагман, а к чаю было столько сладостей… Короче, я был по горло сыт. Чуть пузо не лопнуло. Когда гости разошлись, хозяин дал мне в руки счеты и повел из дома в дом, к своим должникам. Заходим в один дом, а там: «Проходите, проходите!» Увидев счеты у меня под мышкой, видимо, все думали, что я байский писарь, и усиленно начинали угощать и пловом и шурпой. А, долго рассказывать. Вот сейчас лежу и не могу подняться — сытная еда свалила меня окончательно!
О блюдах, что он перечислял, я только слыхал. Я очень завидовал Аману. У меня из головы не выходила мысль отправить его с припадочной коровой, а самому ходить с баем по дворам со счетами под мышкой.