— Немного подзаработаю, приоденусь, тогда и загляну.
— Да, а что ты, негодяй, сделал с дядиными горлинками?
— Что сделал?
— Ты же их цыганам продал!
— И не думал. Просто обменял на вещи.
— Разбогател, называется. Ладно, теперь можешь не беспокоиться. Твоему дяде пришлось два рубля отдать полицейским и выручить своих птиц.
— Ну и хорошо. Ведь у него царственные птицы, — иронически сказал я. Потом спросил, что нового у нас в махалле.
— Что может быть нового? Джалил, оказывается, оставил на плоской крыше мечети вязанку клевера, а клевер взял да и запылал. Приезжали пожарники. Было очень интересно. А еще… Пула́тходжа́ выкрал у брата револьвер и пристрелил у сторожа собаку и за это целый день отсидел в участке. А потом… А потом приезжали два полицейских и сам Мочалов[6]. Народу собралось так много, что мне пришлось забраться на крышу дома дяди Мирази́за, чтобы увидеть, что там происходит.
«Ай-яй-яй, ну и сарты…[7] — сказал Мочалов. — Плохо, совсем плохо. В Сибирь пойдешь…»
Очень страшно было. Брат Пулатходжи все время только и твердил: «Пожалиски, пожалиски…» Потом пообещал заплатить много денег и только так выручил своего брата. С тех пор Пулатходжа ходит в героях и не боится ни твоего там полицейского Наби, ни твоего Мочалова. Расхаживает этаким гусем, а когда мы его задеваем, кричит на нас: «Застрелю всех!»
На прощание я попросил передать привет маме, сестренкам и братишкам.
— Пусть не беспокоятся, — сказал я. Потом вручил пятак и попросил отдать его Юлдашу, которому проиграл в ашички.
Мы попрощались.
Кетмень Амана и мои вещи, что я выменял у цыган за дядины горлинки, мы решили продать. Правда, с нами больше торговались, нежели покупали. Люди интересовались не столько моим товаром, сколько тем, на что он пригоден. Целый час мы торчали на базаре, но продали только кетмень Амана и то всего за полтинник. Потом долго жалели об этом. Ведь сейчас лето, и кетмень в хозяйстве особенно нужен, а мы так продешевили. А за «цыганские товары» нам никто ничего не давал. Тогда я стал бить в бубен, Аман стучать колотушкой. Под этот грохот мы вновь зашагали по базару. На наш шумный «концерт» сбежались такие же бездельники, как и мы. Одному из оборвышей понравилась наша колотушка. Он нам дал за нее дыню и два арбуза. Наконец, за двадцать копеек мы продали бубен. Вскоре нашелся покупатель на ободки и качалку. Их купила старушка казашка: она продавала кур, яйца, пшено и творог. Увидев качалку, она воскликнула:
— Вай-буй! Детки мои, продайте вашу игрушку, подарок внукам с базара привезу, обрадую их.
— Качалка без обручей не продается, — сказал Аман, подражая местным торговцам.
— Вай-буй! Деточки мои, на что мне эти ободки?.. — А потом подумала и согласилась: — Ладно, дайте и то и другое. Пусть внуки их катают по двору.
Мы долго с ней торговались. Наконец сошлись на том, что она дала двадцать яиц, полную тюбетейку пшена и десять катышей сыра из верблюжьего молока.
Распродав все товары, мы почувствовали себя легко и свободно, словно птицы.
— Давай теперь мы с тобой отдохнем и поедим, — предложил Аман.
— Возьмем что-нибудь дешевое, но сытное, — вставил я.
— Хорошо, пойдем возьмем пшенный суп.
Купив кукурузные лепешки, мы направились к суповому ряду. Аромат супов, смешанный с горьковатым запахом шашлычного дыма, кружил нам головы. Чего только здесь не было! И шашлык из печенки, и картофельная самса, и каша из рисовой сечки, и пшенный суп, и всякие затирухи. Все это было к услугам желающих покушать.
Одному из обедающих что-то непонятное попалось в супе.
— Муха! — брезгливо воскликнул он.
— Что мухе делать в супе? — спокойно возразил повар. — Это горелый лук. — И, достав ее из чашки пальцами, как ни в чем не бывало отправил в рот.
Нам показалось, что мы здесь дешевле пообедаем, и попросили подать супа с лапшой!
— Три копейки чашка, — сказал он и протянул руку.
Поторговавшись, мы взяли две чашки и заплатили пять копеек. Весело хрустели кукурузные лепешки. Никогда лапша нам не казалась такой вкусной. Аман с шумом тянул суп прямо из чашки, одновременно левой рукой вытирая со лба бисеринки пота. Покончив с супом, мы с наслаждением потянулись.
— Сытый конь не устает, заверни в платок остатки лепешки, — сказал Аман.
Я взял дыню и сверток, а Аман арбузы.
Говорят: «Жир барану не в тягость», а вот Аману деньги оттягивали карман. И он задумал что-то необычное.