Наконец мы заснули. Не знаю, сколько я проспал, но проснулся оттого, что кто-то толкнул меня в бок.
В предрассветном полумраке я разглядел стоявшего надо мной муллу. Нелепо повязанная чалма его съехала набок, под глазами были подтеки.
— Вставайте, ребята, вставайте. Нам надо бежать, пока все крепко спят. Посмотрите, что они сделали со мной. До ниточки обобрали. Чует мое сердце беду…
Мы с Аманом тут же вскочили, кое-как умылись в арыке и уставились на муллу.
— Куда пойдем? — спросили мы в один голос.
— У аллаха много обиталищ. Все четыре стороны открыты.
Мы направились было к проезжей дороге, как, откуда ни возьмись, явилась старушка и преградила нам дорогу:
— Куда это вы собрались? Сначала расплатитесь за ночлег.
Мы с Аманом отдали обещанные деньги.
— Заходите еще, заходите… — беззубо улыбнулась старушка, зажав деньги в кулачке.
Так на заре мы опять вышли в путь. Теперь уже с нами был и битый мулла.
У пастухов
Через три часа мы добрались до кишлака Тепагузар. В только что открытой лавке запаслись едой и кое-какими вещами первой необходимости. Теперь у нас был фунт соли, два фунта сушеного урюка, шесть кукурузных лепешек, нитки, иголка. Все это обошлось нам в семь монет. Причем, долго покопавшись в складках своей одежды, четыре монеты заплатил мулла.
Через полчаса мы достигли Зеркального озера и, усевшись на его берегу под деревом, разломили лепешки и приступили к трапезе.
Тут мулла стал рассказывать о себе:
— Наш род идет от благородного бухарского рода. Сейчас мы живем в Ташкенте, в махалле Пуштихамма́м. Мои деды и прадеды из духовенства. Мой отец только одним словом «куф» реки поворачивал вспять, а от его слова «суф» слепой становился зрячим… И со стороны матери я знаменит. Она и сейчас гадает на бубне, умеет привораживать влюбленных. Для этого она пишет на глиняной посуде заклинание и посуду эту обжигает в тандыре.
Я много лет пытался разобраться в чародействе отца, но ничего из этого не вышло. Одни только неприятности нажил. На хлеб я стал зарабатывать тем, что на званых обедах своими танцами развлекал богатых юношей. Был я и карманщиком. Но эти занятия не подходят людям высокого рода. Слава аллаху, теперь я на верном пути. Хожу по кишлакам и лечу заклинаниями людей от разных болезней. Помогает ли это людям, не знаю, но дело это прибыльное. Жители многих кишлаков очень нуждаются в моей поддержке, — продолжал хвастаться мулла. — В одних местностях зовут меня ишаном, в других — учителем. А настоящее мое имя Мулла-Мухаммед Шариф ибн Мулла-Мухаммед Латиф ибн Гавси Агзам. Если мы втроем подружимся и вы будете меня почтительно называть «учитель», я буду считать вас своими учениками и последователями наших наставников. Я научу, как вы должны себя вести согласно шариату. Если до осени усвоите мои наставления, денег у нас станет в десять раз больше. И неплохо будет, если мы достойными, уважаемыми людьми войдем в город, — задумчиво произнес мулла и закончил свой рассказ так: — Наедине вы можете меня звать просто Шарифджан-ака. Все, что мы добудем, поделим на четыре доли. Две из них будут моими, и по одной — вашими. Если кто изменит нашему договору, пусть его вынесут ногами вперед[10]. Аминь!
Мы повернулись к востоку и повторили за ним молитву и поклялись.
Далеко на дороге поднялась пыль. Она клубилась и все приближалась к нам. Вскоре мы разглядели мчавшегося на коне человека. Лошадь под ним будто дымилась. Полы халата всадника развевались по ветру. Подъехав к нам, он резко осадил коня.
Это был мужчина средних лет.
— Салям алейкум, уважаемые! Куда путь держите? — спросил он нас.
Мы ответили на приветствие.
— Джигиты, сможет ли кто-нибудь из вас обмыть покойника и приготовить его в последний путь?
Наш «учитель» взглянул на нас, мы ответили ему поклоном. Мулла откашлялся и выпрямил спину.
— Найдется. Мы из рода ишана, — ответил мулла, — воспитывались в ташкентском медресе. Мы к вашим услугам.
— Ой, вай! Сам аллах послал вас к нам, — обрадовался незнакомец. — Идемте. Это отсюда недалеко. Один из наших джигитов чем-то отравился и отдал душу аллаху. Помогите нам похоронить его со всеми почестями.
Незнакомец слез с лошади и подсадил на нее муллу. Мы тронулись в путь. Дорога оказалась не такой близкой, как нам говорил несчастный. Пришлось даже несколько раз останавливаться передохнуть. Наконец вдали показалась полуразвалившаяся крепость и рядом с ней несколько юрт. Солнце уже остывало, когда мы подходили к стоянке кочевников. Люди вскочили с мест и почтительно, приложив руки к груди, приветствовали нас.