Сказать по правде, в тот день мне не очень много задали, но я не мог делать и этого, потому следующие несколько часов я провел в своих первых философских рассуждениях о любви и дружбе и вообще обо всем, что произошло сегодня, ведь как-никак день-то фундаментальный! Привожу свои нынешние мысли, так как многое переменилось с тех пор в моей голове, и я смотрю на них уже иначе. Вот почему ко мне пристали тогда, я же вроде никого не трогал, почему они меня так ненавидят? А ненавидят ли? Я больше думаю сейчас о том, что их поведение вызвано радостью, да, радостью. Они веселились, развлекались, ведь у детей это вызывало смех! Да, потому что смеялись девочки, мальчики, и девочки очень красивые, даже отличница, так подобострастно смотрели на тех хулиганов, что меня обижали! Нет, здесь не правит разум. В этой среде его не может быть. Да и разум, по сути... В это самое непосредственное время дети испытывали лучшие из эмоций, которые испытывают звери! Радость и вместе с тем наслаждение от демонстрации собственной силы, что является взаимосвязанным. И именно этих эмоций они жаждали, даже в таком возрасте эти девочки хотели видеть и видели силу в этих мальчиках. С одной стороны, можно предположить, что, пока нет ума, сила - это лучшее, что в них было, но, с другой, сила привлекла независимо от наличия или отсутствия ума. Если второй случай ближе к истине, то человеку крах, как продолжающих свой род виду. А дружили они в тот момент? Что было между ними? Сейчас мне знакомо такое понятие, как стадный инстинкт, и я, как истинный незрячий обыватель, искренне верю - не сарказм - этому понятию. Но тогда я видел кое-что другое, что-то, не подпадающее под определение этого понятия. Они как бы были заодно, вместе думали одну мысль, каждый душой и сердцем унижал меня, каждый находил в этом собственное возвышение. На какой-то миг они стали едины и их объединило что-то высшее. Я не знаю, как это слово обозначить, как выразить это понятие, потому назову его словом «Бог». Он был у истоков их объединения, самой их сутью, истинность которой требовалось подкреплять кровью на моих губах от соприкосновения с дешевыми туфлями на плотной ноге. Есть в них что-то первобытное, знаете, я говорил, вы убили меня, да, теперь точно да, но в школу я попал все еще живым, потому не было у меня стремления к таким издевательствам, чего я не могу сказать об этих детях. Они-то пришли туда уже полупридушенными. И именно эта их живая половина искала спасения, компенсации своей потерянной половины, она стремилась оправиться, впитать силу, жизненные соки от общего единения. И именно потому у них была радость. В этот момент радость была настоящая. Хоть и кровь моя тоже не была кетчупом. Нет, я не могу злиться на них за это. А учительница... Это образец уже другой, уже мертвячки - существа, которое стремится навести математический порядок и заправлять этой энтропией душ по строго нравственным регламентам. И у нее, что характерно, это получилось, она развалила бога (высшую коллективную душу, если угодно) одним лишь своим взглядом, одним лишь входом в класс! Крах счастья в этой смерти, и она мертвец, но сильный, а потому все дети сняли пыл, приняли вектор умирающих и продолжили двигаться по привычному курсу позитивно-верного разрушения. А почему дети перестали на меня смотреть и забыли о моем существовании? Я, признаюсь, этого тогда не понимал, думал долго. Но к самой идее пришел только теперь. Оказывается, в этом акте надо мной я был не главным, главными были их чувства, то есть, им не важно было, к чему они их испытывали. Не было никакого внимания к жертве. Могу сказать, что они даже не видели меня как человека, они видели меня как символ их радости, им не хотелось меня уничтожить, но вместе с тем хотелось этих эмоций. Что еще раз доказывает невинность их стремлений. Чего я не могу сказать о мертвячке-учительнице, которая почуяла во мне что-то неладное, хоть и доселе не чаяла во мне души, считая лучшим учеником, образцовым полноценным трупом среди всех полуживых. Вследствие этого и произошли дальнейшие события.
Но я ведь уроки же делал, да, должен был, потому к приходу отца, а это было часов в восемь, я только заканчивал первое из четырех домашних заданий, чего со мною до этого никогда не было. Отец пришел радостный, и мать встретила его тоже радостно. Для общего представления я вам опишу этого человека: он высокий мужчина, где-то метр семьдесят, средней комплекции, само тело являло собой былую энергичность с отметинами возрастной дряблости. Все в его внешнем виде выражало силу и бодрость духа; на правой руке, на мясистом и длинном среднем пальце было кольцо, как напоминание о похоронах, не смерти - она произошла давно. На лице очень четко выделялся хитрый лукавый с прищуром взгляд, высокий лоб под уклоном укрывали пряди черных с проседью волос, губы тонкие, часто озаряемые улыбкой, плавно переходили в выдающийся вперед подбородок, который плавно перетекает во второй, являющийся элементом возрастной дряблости. Хитрый человек с хорошим чувством юмора. И в этот вечер он прибывал в необычайно приподнятом настроении. Поприветствовав меня улыбкой, он направился на кухню, ну а я со спокойной совестью пошел в свою комнату продолжать учить уроки. Ибо скоро спать, а я чего-то не особо готов. Я уже заканчивал третье домашнее задание, когда вдруг услышал, что меня зовут на кухню. Я подумал, что кушать, потому не особо нервничал. Прихожу и вижу: стоит отец с совсем уже не добродушным лицом, рядом с ним мать с видом, прячущимся и покорным. Все смотрят на меня как-то странно.