Но ведь репродуктор — собеседник неважный. Сам-то он говорит целый день без умолку, а вот попробуй ему что-нибудь сказать! И ничего нет удивительного, что бабушка делилась новостями со всеми, кто заходил в квартиру, будь то Павлик, почтальон или контролер «Водосвета».
— Новость-то какая, новость. «Динамо» — «Спартак — два-один, — бодро сообщала бабушка, едва успев открыть дверь. — Бобров забил два мяча. Синявский сказал, что это были… как их… Классические углы. А вот Иванов опять пробил мимо пустых ворот — подумать только! И как его в команде терпят…
Но с тех пор, как в доме появился котенок Муза, бабушке больше не приходилось томиться в ожидании слушателей. Муза прекрасно восполняла все недостатки репродуктора. Она внимательно слушала бабушку, негромко мурлыча, и лишь изредка требовала подлить молока в свою тарелочку в углу кухни.
Бабушка была очень довольна:
— Все-таки живая душа в доме. Вы все уходите, а я с ней говорю и не скучно.
Вот почему Павлик почувствовал некоторую неловкость, когда он, опустив в карман пальто фотоаппарат «Смену», схватил Музу и сунул за пазуху. Но тут же он успокоил себя тем, что завтра раздобудет для бабушки другую кошку, даже еще получше, и побежал к Андрею.
Андрей не сразу отдал монету. Придирчиво осмотрел фотоаппарат, проверил спуск, все выдержки. Потом потащил Музу в другую комнату — знакомить с Тарзаном, бесхвостым глупым псом, величиной с теленка. Знакомство началось с того, что Тарзан бросился на Музу с громким лаем. Котенок фыркнул, царапнул Андрея, вырвался из его рук и мгновенно забрался на верх книжного шкафа. Отсюда он, жалобно мяукая, с укором поглядывал на Павлика.
— Ах, ты так! — вскричал разъяренный Андрей. — Я тебе покажу царапаться!
Он побежал на кухню за метлой. У Павлика сжалось сердце.
— Не бей ее! Она же не виновата.
— А ты не вмешивайся! Моя кошка!..
Павлик ушел от Андрея с тяжелой душой. Правда, в кармане лежала римская монета, но досталась она дорогой ценой. Дома бабушка ищет, наверное, Музу. Ходит по всем комнатам, кряхтя, заглядывает под кровати. «Кис-кис-кис…» А Музы нет. И не будет. Он ее продал. Продал в рабство, — почему-то пришло ему в голову. Как в «Хижине дяди Тома» негров продавали… И фотоаппарата тоже больше нет…
Музей был еще открыт. Павлик приободрился. В конце концов он ведь не для себя выменял эту монету. Он принесет ее в дар музею. Монету поместят в витрину, чтобы все видели. А рядом положат бумажку: «Сестерций. Старинная римская монета. Передана в дар музею учеником четвертого класса 27-й школы Павлом Малышевым». Точь-в-точь, как у Саши.
Сторож, к которому Павлик обратился, послал его на второй этаж. Павлик, робея, постучал в дверь с надписью «Директор».
— Я принес дар! — выпалил он, едва войдя в комнату. — Сестерций. Вот!
Пожилой мужчина, сидевший за столом у окна, улыбаясь, посмотрел на Павлика.
— Дар принес, говоришь? Отлично, отлично… Но только, молодой человек, это ведь не сестерций, — сказал он, принимая монету. — Сестерций гораздо меньше.
…Как не сестерций? Ведь Андрей говорил… Обманул, значит! Забрал фотоаппарат, Музу — и обманул!
И тут же Павлик почувствовал облегчение. Ну, не сестерций — и не надо. Он отнесет монету обратно Андрею и заберет свою «Смену» и Музу.
Музка, Музанька…
Но как же тогда дар? Ничего, он еще найдет что-нибудь такое, такое…
Почему директор так долго разглядывает монету через стеклышко? Вдруг он ее все-таки в музей заберет? Мало что не сестерций!
Павлик забеспокоился. Он уже не хотел, чтобы монета осталась в музее. Ведь тогда Муза больше не вернется домой.
— Она же золотая! — Директор музея еще ниже склонился над монетой. — Ну да, английская золотая монета начала царствования королевы Виктории. Первая половина девятнадцатого века… М-да… Вот что, молодой человек, забирай-ка свой дар и бегом к отцу.
— Значит, не принимаете? — обрадованно крикнул Павлик. — Значит, не нужна!
К Андрею он ворвался в расстегнутом пальто, потный, тяжело дышащий, но довольный.
— На, бери свою монету, — закричал он с порога. — Никакой это не сестерций, а самая простая золотая монета.
— Что? Золотая? — Андрей выхватил монету. Глаза его жадно блеснули. — В самом деле золотая! А я думал медная. Вот здорово!