Ой! Нартов, Николаев… Ведь их фамилии стоят в журнале совсем рядом. Неужели… Не мог он впопыхах поставить пятерку на клетку ниже?
Дима обернулся. Белобрысый Николаев сидел с растерянным видом и усиленно тер лоб, открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Дима прямо подпрыгнул от досады. Надо же было идти на такой риск из-за Николаева! Тот, наверное, сейчас никак не может сообразить, откуда ему привалило это бесплатное счастье.
Точно! Он поставил пятерку Николаеву. И велосипед снова ставился под большой вопрос. Как он еще завтра ответит Степаниде Андреевне!
Но удивительное дело: беспокойство, которое сейчас овладело Димой, было совсем иного рода: волнующее, азартное, боевое.
На следующий день урок географии был последним. Степанида Андреевна опросила несколько учеников, потом стала говорить о том, какие походы проведет летом школьный кружок юных туристов.
Дима юлой вертелся на парте. Когда же она его вызовет? Ведь уже скоро конец урока.
Но Степанида Андреевна так его и не вызвала. Когда прозвенел звонок, Дима подошел к учительскому столику.
— Степанида Андреевна, вы сказали, что спросите меня.
Учительница что-то писала в журнале и ответила, даже не взглянув на Диму:
— Нет, Нартов, не буду. У тебя и так выходит четверка. Пятерка-то ведь твоя, а не Николаева. Я вчера оставила дома очки и сослепу не разглядела… А ты чего скромничаешь? — Она подняла голову и улыбнулась, прищурив добродушные серые глаза, окруженные множеством мелких морщинок. — Сказал бы мне. И преподавателя поправить не грех, если он ошибается. Так ведь?
— Так, — промямлил Дима.
Он помолчал немного, обождал, пока учительница сложила в портфель разбросанные по столу книги, а затем сказал нерешительно:
— Может быть, все-таки спросите, Степанида Андреевна? Я всю ночь готовился.
— Всю ночь? — Степанида Андреевна внимательно взглянула на Диму. — Что ты вдруг такой прилежный стал?.. У тебя, правда, двойка есть, но зато две пятерки. — Учительница снова раскрыла журнал. — Вот, посмотри.
Дима отвел глаза в сторону. «Молчи! Молчи! Молчи!» — упорно и отчаянно твердил в нем кто-то тоненьким голоском, похожим на голос Сережки Нахорошева.
Вчера он бы промолчал. Но сегодня уже не мог.
— Одна пятерка не моя, Степанида Андреевна, — уныло произнес Дима и вздохнул не то печально, не то облегченно.
— Не твоя? Как так не твоя? — Учительница вытащила из футляра очки. — Которая не твоя? Вот эта — тоненькая? А как она сюда попала?
Дима молчал.
— Выходит, сама прилетела… — сказала Степанида Андреевна после небольшой паузы и обмакнула перо в чернильницу. — Ну, это дело поправимое… Раз она не твоя, то мы ее…
Она зачеркнула пятерку жирной чертой, тщательно промакнула и захлопнула журнал.
— Вот и все, — сказала учительница, вставая.
— Так вы меня не спросите?
— А зачем? У тебя пятерка и двойка, значит, в четверти будет твердая тройка… Нет, нет, Дима, даже и не проси! Хватило же у тебя мужества от незаслуженного отказаться, так вот сумей теперь принять то, что сам заработал… Ну, пошли, пошли, — заторопила Степанида Андреевна. — А то тетя Нюра сейчас нас с тобой выгонит.
В дверях класса с метлой в руках стояла техничка.
Так кончилась эта великая битва за велосипед. Годовая тройка по географии решила исход дела. Димин папа сдержал слово — оно у него было твердое, как кремень.
А что же велосипед с мотором? Он недолго простоял в витрине. Однажды, проходя мимо универмага, Дима собственными глазами увидел, как длинноносый продавец забрался с ногами на витрину и бесцеремонно стащил велосипед с пьедестала — очевидно, в магазине ждали покупатели.
Дима отвернулся и, тяжело вздохнув, зашагал прочь.
Все правильно, ничего не скажешь. Тройка есть тройка, и вряд ли найдутся такие мамы и папы, которые придут от нее в восторг.
И все-таки, разве иной раз тройка не стоит повыше пятерки — пусть это и не совсем по правилам арифметики?
