У Брони на их счет были свои подозрения. Четыре дня назад она повела свой пятый отряд на экскурсию в лес и постыдно заблудилась. Выручили какие-то случайные люди — грибники, бродяги или работники лесничества, кто их там разберет. Время от времени они вырастали у них за спиной и снова исчезали. Ребята так ничего и не поняли — ни того, что они заблудились, ни того, что эти мелькавшие в отдалении люди, от которых Броня инстинктивно уводила ребят, и пригнали их к лагерю, как стадо овец. До сих пор Броня передергивалась, вспоминая ужас, который она пережила тогда. На нее напал обессиливающий страх, после которого долго еще держалась в груди сосущая, холодная пустота. Что же удивительного, что о лесных людях она никому не рассказала? Так не эти ли молодчики отличились сегодня и на футбольном поле?
Все игроки и болельщики угощались возле походного буфета. Котлеты, компот, пирожки и конфеты раздавали без всяких ограничений. Бери сколько хочешь. Проигравшие могли есть и пить столько же, сколько и победившие, и даже больше. Броня не осталась на заключительное пиршество. Загадочные люди из леса усиленно занимали ее воображение. Она поспешила в лагерь, чтобы проверить кое-какие возникшие у нее соображения..
ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ
Дело в том, что неприятности начались не с футбольной встречи, а значительно раньше. Когда после завтрака Броня построила свой отряд, чтобы повести его на лесную поляну, где должны были проходить соревнования, одна из сестричек-близняшек Аля Тозыякова, заявила, что у нее болит живот. Она озабоченно поглядывала в сторону леса и на вопрос, что она могла съесть, не моргнув, сказала, что проглотила живого жука. Мало того, что проглотила, — жук будто бы еще не умер. Аля даже показала рукой, где он находится. Это было бесцеремонное и наглое притворство, и Броня решила ее проучить.
— Хорошо, — сказала Броня, — в таком случае, ты пойдешь в изолятор, и врач назначит тебе диету.
Такое решение подсказывали Броне не познания в медицине, а исключительно педагогическая интуиция. Раз девочка решила притвориться больной, то и пусть терпит все последствия: не пойдет на спортивные соревнования — раз, полежит в изоляторе — два, поголодает — три. Сама же себя и наказала.
Но Аля ничуть не огорчилась. Она вприпрыжку поскакала в изолятор, где в дверях, радостно улыбаясь, ее дожидалась медицинская сестра Мария Осиповна, или попросту Маня, как все называли эту толстуху с волосатой родинкой на подбородке. Но дело этим не обошлось. Из строя без всякого спроса выскочила Алина сестричка Маля и тоже побежала в изолятор. Они всегда были неразлучны и даже болеть любили вместе. Весь отряд заволновался. Еще несколько девочек попытались было увязаться за ними, но Броня водворила их на место.
Все это случилось еще утром. А когда Броня вернулась в лагерь после своего неудачного судейства, первой, кого она увидела, была Мария Осиповна.
— Не с вами шкодницы-то?
Бледная от волнения, Мария Осиповна повела Броню в изолятор. На кроватях валялись картонные коробки из-под лекарств, скомканные простыни и подушки.
— Прихожу, смотрю — спят. Отвернула одеяло у одной, чтобы не задохнулась, а тут вот… Чудеса в решете!
Мария Осиповна расплакалась. Слезы потекли по ее толстым щекам.
— Прекратите! — строго сказала Броня, оглядывая ее через единственное стекло очков. — Возьмите себя в руки и расскажите толком, что случилось.
Утирая слезы, Мария Осиповна с пятое на десятое рассказала, как девочки провели ее словно дурочку и удрали неизвестно куда. И где их искать? И что же это будет, если обо всем узнает начальница — так она называла жену начальника лагеря Ларису Ивановну, которая только ищет случая, чтобы насолить ей. Мария Осиповна уставилась на Броню как на спасительницу, но Броня вовсе не собиралась успокаивать ее, и огорченная толстуха продолжала причитать:
— Мне и в голову не пришло, что они обманывают меня. Лица ведь на ней не было, глаза закисшие, как простокваша, язык посмотрела — серый. Я и подумала, что жук ей показался по детской глупости, а болезнь-то всамделишная. Да и сестричка, глядя на нее, расхныкалась. Сказала им про строгую диету, а они давай шуметь: нет, говорят, так мы с голоду помрем…
— И вы, значит, принесли им обед?
— Принесла, милая, принесла! И только удивилась, как быстро они управились с ним и еще добавку попросили… Где же искать их теперь?
— Это уж моя забота.
— Вот спасибо, голубушка! Приходи вечерком, я тебе польское косметическое молочко дам…
— К вашему сведению, я не употребляю никакой косметики. Приберегите ваше польское молочко для Ларисы Ивановны, она не откажется.
— Ты уж начальнице не говори про беглянок…
— Не хнычьте, как маленькая! И приведите себя в порядок. Посмотрите, на кого вы похожи. Причешитесь и смените халат. Какой вы пример подаете ребятам, расхаживая в таком несвежем халате? Ведь вы не просто медсестра, мы здесь все воспитатели…
— Верно, верно, милая, правду говоришь!
Мария Осиповна бросилась к Броне и обняла ее в сердечном порыве. Броня подхватила упавшие очки и сдержанно отстранила ее от себя.
КТО ЖЕ ИЗ НИХ АЛЯ, А КТО МАЛЯ?
Экскурсия, во время которой отряд чуть было не заблудился, неожиданный исход футбольной встречи, жук в животе — все эти не связанные, Казалось бы, обстоятельства вдруг выстроились в одну загадочную цепочку и требовали расследования. И Броня не стала откладывать дела в долгий ящик.
За ужином, обходя один столик за другим, Броня пристально вглядывалась в ребячьи глаза. По мере того, как она приближалась, шум прекращался. Она наслаждалась мыслью, что за короткое время добилась авторитета не только у малышей, но и у старших ребят и даже у вожатых и воспитателей. Однако сегодняшний день считать своим педагогическим триумфом не приходилось, это надо самокритично признать, особенно этот футбол. Впрочем, он дал. ей ценный жизненный опыт — не браться за дело, в котором мало что понимаешь.
Как и следовало ожидать, Аля и Маля никуда не пропали. Они сидели за столиком, болтали ногами и жадно ели, заглядывая друг другу в тарелки и торопясь, будто участвовали в конкурсе «кто скорее съест». Совершенно очевидно, что обед, который Мария Осиповна доставила им в изолятор, был куда-то отнесен. Броня остановилась возле девочек, сняла свои новые (запасные) очки, подышала на них, потерла о локоть, надела и стала переводить глаза с одной на другую. Отец их — она уже успела узнать — был известный алтайский композитор, мать русская, преподавала в школе. Девочки были рослые, глаза узкие, горячие, волосы литые и блестящие. Броня любовалась их живыми, красивыми мордашками, стараясь определить, кто из них Аля, а кто Маля.
— Рядом с вами свободно? — спросила она.
— Бо-бодно? — переспросила одна из них с набитым ртом.
Другая поперхнулась и сделала большие глаза.
— Садитесь, — сказала первая, прожевав. Рот ее раскрылся в сияющей улыбке, зубы влажно блестели, девочка так и светилась счастьем, даже огляделась вокруг, чтобы убедиться, все ли видят, кто сидит за их столом.
— Я попрошу тебя, — сказала Броня, обращаясь к другой, не зная точно, кто из них Аля, а кто Маля, — я попрошу тебя, сходи на кухню и скажи, чтобы мне принесли ужин…
И хотя она обратилась к одной, вскочили обе. Сбивая стулья, девочки бросились к кухонному окошку и вот уже торопились обратно, неся каждая по тарелке гречневой каши с молоком.
Однако которая из них Аля, а которая Маля? Во всяком случае, первая чуть бойчее, ее нетрудно отличить: из-под пухлой губы торчит кривенький зубок, даже мешает губам сомкнуться. В ней что-то явно от мальчишки. Другая же скромнее и тише, зато сосредоточенней и наблюдательней. Видно, девочка догадывается, что Броня подсела к ним неспроста: может, уже знает, что они убегали от Марии Осиповны?
— Кому вторая порция? — спросила Броня.
— Вам.
— Думаете, справлюсь?
— Справитесь! — заверила бойкая, которую Броня прозвала «кривозубиком».
— А ты как думаешь? — обратилась она к другой, молчаливой.
И та осветилась улыбкой, вдруг обнаружив такой же кривенький зубок и на щеках такие же озорные ямочки, как у сестры. Интересно, различает ли их родная мать?