Я содрогалась в бешеной течке.
Прежде чем он успел закричать, я снова ударила, навалившись на нож всем телом. Напрягая каждый мускул, повернула лезвие, и из новых ран завоняло дерьмом. Я пробила какой-то важный орган, но этого было мало. Мне хотелось еще. Всего, до последней капли. Меня сотряс демонический гром. Тело стало оболочкой из кожи и жил. Сознание покинуло его и превратилось в призрака. На смену жестокости явилось безумие — так и должно было случиться, но я наслаждалась каждой секундой, каждой раной, каждым пронзающим плоть ударом, каждым плевком желчи.
Убийство Дерека наполнило мою душу божественным светом.
Еще один удар, и я оставила нож в ране и начала бить парня по лицу. Он был все еще жив, но отключался и не пытался защититься. Я молотила Дерека до тех пор, пока не заболели костяшки, а потом схватила его безжизненный член, засунула в липкую от крови киску и кончила, когда он умер — все еще внутри меня.
Проклятье.
Все случилось так быстро. Я вела себя как сучка в течке, забыла обо всем. Желание взяло надо мной верх, и ситуация вышла из-под контроля.
Дерек Шехтер лежал мертвым в моем гараже. Везде была кровь. Я вся промокла. Тело дрожало так, словно сейчас зима, каждый инстинкт подсказывал: беги, но бежать было некуда. Мне не скрыться от того, что я сделала.
Проклятье.
Я попыталась распутать клубок мыслей.
Сперва подумала о камере наблюдения. На ней не было звука. Хорошо. Она засняла Дерека, вломившегося в дом и схватившего меня за шкирку, как я его и просила. Мне хотелось использовать это видео для дальнейших обвинений. Он запугивал меня из-за того, что я против него свидетельствовала, заявила бы я. Конечно, я подумывала обвинить его в попытке изнасилования, но не хотела, чтобы люди представляли, как он надо мной надругался. Не стоило портить имидж. Можно ли было повернуть все так, словно Дерек собирался изнасиловать и убить меня?
Мы оба раздевались, и он был внутри меня. Я могла снять веревки и связать себе руки, но разве на его запястьях и лодыжках не останется следов? Возможно, стоило сказать, что Дерек связал себя из какого-то извращенного удовольствия. Конечно, я могла заявить, что он надо мной надругался и угрожал убить. Говорил о кайфе, который испытывал, убивая мистера Блэкли, о том, как его возбуждает идея, что, изнасиловав Кейтлин, он свел ее в могилу. Естественно, можно было приписать Дереку все мои тайные мысли.
Он напал на меня, мне удалось схватить нож и зарезать его.
Я могла себя ранить и наставить синяков.
Черта с два, мне ни к чему шрамы и кровоподтеки, я хочу оставаться красивой.
Я ударила его много раз. Это было зверское убийство. Поверят ли полицейские, что я распотрошила его в состоянии аффекта?
Я решила, что это неважно.
Не собиралась им звонить.
Глядя на изуродованный труп Дерека, я понимала, что не справлюсь. Даже если копы мне поверят, я просто не смогу это вытерпеть. Быть частью трагедии Кейтлин — одно. За этими печальными событиями следил весь город.
Роль второго плана в местной мелодраме сделала меня известной. Скрепила имидж, который я лелеяла, — образ невинной, но сильной девочки. Превратиться в жертву было совсем не весело. Я не хотела надевать эту маску — ходить по школьным коридорам с унылым лицом и слышать шепотки за спиной. Не хотела становиться жертвой изнасилования по тем же причинам, что и Кейтлин. Это бы стало пятном на всю жизнь.
А быть убийцей и того хуже, даже из самозащиты. Добавим к картине жестокость — зверскую, извращенную жестокость, — и это отравит жизнь. Я стану травмированной девочкой, получающей высокие оценки из жалости, а не в результате хорошей работы. Буду пропускать школу, а когда вернусь, стану фриком — хуже опарыша-новичка, который ковыряет в носу и читает гребаные комиксы про Человека-паука. Друзья исчезнут, учителя будут ходить на цыпочках, избегая смотреть мне в глаза. В школьных коридорах за мной потянется шлейф из крови Дерека. Все изменится, и придется начинать с нуля где-то в другом месте.