Вытащила гниющий член Дерека изо рта.
Я ждала у входной двери, чтобы Эми не услышала звонка. Наверху все было готово. Одетая лишь в чулки и туфли на шпильках, я открыла Эштону, как только он поднялся на крыльцо. Парень уставился на меня, открыв рот, словно чудо увидел.
— Готов? — спросила я.
Он кивнул:
— О да.
Я отошла в сторону, впуская Эштона, и закрыла за ним дверь. Он положил руки мне на талию, притянул к себе и поцеловал, сунув язык мне в рот. Я похлопала по выпуклости на его джинсах, рука парня поднялась к моим грудям и сжала их. Зная, что именно будет с ним и его подружкой, я наслаждалась этой грубостью.
— Раздевайся, — сказала я.
Эштон скинул футболку и расстегнул ремень. Шорты и трусы разом упали, застряв на лодыжках — он не снял кроссовки. Стояк у него был отменный, но я не понимала, что в нем такого особенного. Он наклонился, разуваясь, и я потянулась к столику, на котором оставила пояс от отцовского халата — черный, плотный шелк. Я показала его Эштону.
— Это зачем? — усмехнувшись, спросил он.
Я подняла брови:
— Чтобы не подглядывать.
Он снова хмыкнул — такой молодой, глупый и полный спермы — и повернулся ко мне спиной, чтобы я завязала ему глаза.
— Блин, — сказал Эштон. — Вот бы узнать пораньше, что ты такая извращенка, Ким. Мы бы уже давно зажигали!
Я взяла его за стояк и повела по лестнице. Он держался за перила, мы шли в мою спальню, где нас поджидала последняя участница тройничка — тоже с повязкой, но из липкой ленты. Оказавшись на площадке, я остановила Эштона, подняла лежавшую на перилах веревку и спросила:
— Значит, ты любишь извращения?
— А то.
— Славно.
Я опустилась на колени и затянула веревку на его запястье. Чтобы он не нервничал, немного пососала его член прежде, чем связать руки у него за спиной. Эштона веревка не напрягла. Он думал только о своем стояке.
— Жесть, — сказал Эштон.
Я снова взяла его за член, открыла дверь спальни, и мы вошли. Эми напряглась, услышав, как открывается дверь, но не издала ни звука. Охрипла от криков. Притворив дверь, я подвела Эштона к кровати, посадила его так, чтобы мы все втроем попадали в кадр камеры. Взяла пистолет со столика, где оставила до того вместе с другими инструментами, включая лейку. Эми застонала, и Эштон повернул незрячую голову.
— Что это? — спросил он.
Услышав его, Эми ожила. Зарычала в кляп как сумасшедшая.
Эштон вскочил.
— Эми?
Я ткнула ему дулом в лицо, и он упал на кровать, но пнул ногами по воздуху и снова поднялся. Мышцы вздулись, когда Эштон попытался разорвать веревку на запястьях. Он походил на цепного пса.
— Сядь, — приказала я.
— Иди на хер!
Из его носа текла кровь. Я сняла пистолет с предохранителя, и Эштон замер.
— Узнаешь этот звук? — спросила я.
Он не ответил. Это не требовалось. Его кадык дернулся вверх-вниз.
— Сядь, — повторила я, и на этот раз Эштон подчинился.
— Что происходит?
— Не беспокойся. Ты еще поучаствуешь в тройничке. Просто более извращенном, чем думал.
Я сняла с него повязку. Эштон уставился на меня, и я попятилась, чтобы не загораживать вид. Заметив Эми, он закричал от ужаса, и я приставила пистолет к его виску:
— Не надо.
Он закрыл рот, все еще взирая на нее в полном шоке. Его девушку привязали к креслу, с кляпом во рту и повязкой из липкой ленты на глазах. Она была абсолютно голой, избитой и окровавленной, а из ее пизды торчало что-то черное.
— Какого хрена ты творишь? — заорал Эштон, и его лицо исказила неподдельная боль. Похоже, она действительно ему нравилась. — Зачем ты это делаешь?
— Чтобы повеселиться.
— Ей не весело и мне тоже! Развяжи нас, черт возьми!
— Не думаю, что ты понимаешь, что именно я подразумеваю под словом «повеселиться». Но это ничего. Я тебе покажу.
Я подошла к Эми и сорвала повязку с ее глаз, выдрав волосы. Двое влюбленных смотрели друг на друга в отчаянии, жалели друг друга и молили о помощи. Это было так мило.
— Ладно, — сказала я, возвращаясь к Эштону. — На чем мы остановились?