Выбора не было.
Все тринадцать дюймов стали вошли в живот.
Я использовала оставшиеся силы, чтобы направить нож, погружая его в раздутый живот, где спрятался траходемон. Внутренности пронзила боль, но она не значила ничего по сравнению с укусами мелкого монстра. Они прекратились. Он заметался по матке, пытаясь уклониться от лезвия, которое я опускала снова и снова. Я почувствовала его ужас и засмеялась, когда услышала мольбу. Траходемон впервые назвал меня мамочкой и просил сохранить ему жизнь. Умолял, как остальные: пожалуйста, тебе необязательно это делать, не убивай меня. Это было так смешно, что я расхохоталась. Била и била. Тело онемело, чтобы защитить себя и помочь раз и навсегда уничтожить чудовище. Судороги нахлынули как оргазм. На языке были кровь и желчь. Моя утроба зияла. Я рвала пляшущего демона, а девчонки визжали и плакали в ужасе и восторге перед антирождением.
Я едва заметила, когда в туалет зашли другие.
Раздались приглушенные крики. Я увидела синие брюки и широкие ремни с кучей болтавшихся на них штуковин. Гладкие, начищенные туфли прошли по крови. Как ее много. Появились люди в белом, мою опору убрали. До меня донесся лязг цепей и сладкие рыдания девочек.
Слова гудели, как мухи.
— О господи...
— ...сумасшедшая сука.
— Уведите этих двоих...
Один из мужчин в синих брюках бросился к кабинке, и струя блевотины ударила в унитаз. Я рассмеялась, но услышала только бульканье в горле. Все стало резче и ярче, чем нужно. Глаза болели, и я зажмурилась. Открыла их секунду спустя, когда надо мной склонилась женщина в белом. Увидела марлю и блестящие стальные инструменты. Ее лицо было куском сморщенной плоти — ни носа, ни глаз.
Она сказала что-то про отключку и попыталась убрать мои руки с ножа, но я держала его крепко и повернула, чувствуя, как внутри что-то рвется.
Попался.
Толпа бросилась ко мне, все орали, тянулись к ножу, я услышала как женщина говорит не дергать, а потом лезвие вышло наружу и словно рыболовный крючок, потянуло за собой остальное — алое в жестоком мерцании этого мира.
Рождение «Озверевшей»
Я сидел в баре отеля в Вирджинии. Дело было на благотворительном хоррор-конвенте Scares That Саге в 2019. Я разговаривал с друзьями, когда мимо проходил писатель Аарон Драйз. Он остановился передо мной и посмотрел на меня, как смотрит отец, прежде чем читать нравоучения.
— Нужно поговорить, — сказал он.
Я огляделся в поисках объяснения.
— Э-э-э... давай.
— Я прочел твою книгу.
— Какую?
— «Озверевшую».
— И что думаешь?
Аарон глубоко вздохнул.
— Она потрясающая. — Он улыбнулся. — Что за дерьмо творится в твоей башке?
Этот вопрос задают мне снова и снова, по понятным причинам. «Озверевшая» не роман ужасов о доме с привидениями, ясновидящих или горячей, но одинокой вампирше. Черт, в этой книге даже нет обычного серийного убийцы. «Озверевшая» — особый случай. Она куда отвратительней.
Прежде чем писать книгу, я решил, что хочу создать героя, который станет ужасом во плоти, злом без примесей. Естественно, там будут убийства, но я не хотел выдавать очередной роман про маньяка. Убийства в «Озверевшей» — малая часть ее зверств, они начинаются после жестоких манипуляций, психологических пыток, предательств и спланированных изнасилований. Главная героиня быстро понимает, что должна совершать все более ужасные вещи ради наслаждения, и ее змеиные атаки с каждым разом становятся все более извращенными и кошмарными.
Ким Уайт открылась мне не сразу — хорошенькое личико выступило из теней, чтобы показать, насколько страшнее тьма, таящаяся за ним. Я почти сразу решил, что она будет беременной девочкой-подростком, которая думает, что нерожденный ребенок пожирает ее изнутри и единственный способ утолить его голод — скормить ему кого-то еще. Так начался каннибализм. События развивались, и извращенность Ким росла у меня на глазах — «Озверевшая» превратилась в историю не только людоедства, но и любых жутких деяний, которые я мог вообразить.
Я начал писать этот роман в депрессии. У меня биполярное расстройство, и, когда депрессия накатывает, она вгрызается в меня и погружает разум во тьму. Стоит только прочитать первые страницы, чтобы понять, как мое настроение влияло на письмо. В начале Ким подавлена и думает о самоубийстве. Ее настроение поднимается, когда она берется мучить других. Было весело писать, как девушка превосходит себя в очередном акте садизма. Каждый новый ее поступок оказывается хуже предыдущего по жестокости и извращенности. Преступления множатся, и ее психическое здоровье трещит по швам. Ким не просто садистка. Она сходит с ума. Мои собственные черные мысли пошли книге на пользу и направили рассудок Ким по нисходящей спирали — страшней всего, что я когда-либо испытывал.