- Я не приехал, а пришёл, - уточнил Вовка. - В сентябре.
- И сразу догадался, что в городе не включат отопление? - удивился Вася. - А ты сообразительный. Из моих знакомых никто дров не заготовил.
- Ладно уж хвалить. Развешивай одежду и, если хочешь прилечь, - ложись. А я пока чайник поставлю.
Печурка немного подымила, настроилась и деловито загудела. Вовка положил на плиту два кирпича, затем внёс ведро, поставил на огонь чайник и влил в него два ковша воды. Вася повесил фуфайку к самой печке на спинку стула, а сам прилёг на кровать. Извиняющимся тоном сказал:
- Сейчас только распрямлюсь и встану.
- Да лежи, не стесняйся, - успокоил его Вовка и сел рядом с печкой.
Вася спросил его:
- Слушай, Вова, а почему ты в такое время из дому сорвался?
- Родители отправили, побоялись, что я пропаду в оккупации. Уж больно часто я влипал во всякие истории.
- А что, ваша деревня под немцами?
- Я из Белоруссии. А она уже вся под немцем.
- А что у тебя за проблемы были? Ты из трудных подростков?
Вовка озадаченно посмотрел на Васю, подумал и ответил:
- Не знаю, что-то вроде того. Характер у меня... В общем, я никому ничего не прощал.
- Дрался?
- Дрался. Да и другие глупости делал. Теперь думаю, зря всё это.
- Хочешь сказать, война тебя изменила, - произнёс Вася.
- По-моему, она всех изменила. За эти полгода я узнал настоящих врагов. Да и вокруг столько беды. На её фоне все мои детские обиды - такие пустяки, что мне не по себе. Уж сейчас-то я понял, что следует прощать, а что нет.
- Ты прав, - вздохнул Вася. - Теперь и я во многом разобрался: уяснил, кого и за что нужно жалеть, а кого - ненавидеть. Слушай, а почему ты приехал именно в Ленинград? Ведь с самого начала было ясно, что город в очень опасном положении.
- Мы этого не знали, - признался Вовка. - К тому же прошлым летом тётя гостила у нас и приглашала к себе. Помню, что ни увидит, тут же давай сравнивать: "А вот у нас в городе..." Всего каких-то две недели пожила в деревне и говорит: "У вас тут, конечно, чудная природа, но я без Ленинграда уже не могу. Понимаете, когда я возвращаюсь в свой город, я чувствую, как он обнимает меня, окутывает всю своими тёплыми разноцветными огнями, автомобильным шумом, музыкой, запахами. И тогда, наконец, постигаю: я - дома". Всё, о чём она говорила, было так заманчиво, что я соблазнился.
- Ну, и как твои личные впечатления? - спросил Вася.
Вовка хмыкнул.
- Пока не разобрался. Люди здесь хорошие. А город?.. Нынче в его объятиях запросто околеть можно.
- Это точно, - согласился Вася. - Они сейчас прямо-таки ледяные. Мне кажется, что я промёрз уже до костей.
Мальчишки замолчали. Крышка на чайнике задребезжала. Вовка вынул из мешочка шуршащую веточку смородины, сунул её в чайник и переставил его на табурет. Он взял два куска мешковины, завернул в них по горячему кирпичу, один подал Васе.
- Грейся.
Тот положил его на грудь, блаженно зажмурился. Вовка тоже крепко прижал к себе свой кирпич, задумался.
Когда чай был разлит по кружкам, Вова принёс с подоконника накрытое салфеткой блюдечко и поставил его на стол. В нём лежали приготовленные для него тётей два бутерброда с салом. Он сдёрнул с блюдечка салфетку. Один из бутербродов положил перед Васей, другой взял себе. И хоть кусочки были чуть толще блина, но впечатление производили умопомрачительное.
Вася некоторое время ошеломлённо смотрел на бутерброд, потом сглотнул слюну и вопросительно взглянул на Вовку.
- Ешь, не стесняйся, - сказал Вовка. - Он твой. Это тётя откармливает меня после болезни.
- Не надо, - нерешительно возразил Вася.
- А твои ведра я за тебя буду тащить? Ешь. Будем живы, после войны меня угостишь. По рукам?
- По рукам, - повеселел гость. И потянулся за бутербродом.
Через полчаса они простились. Вася пошёл домой, а Вовка направился в мастерскую.
Глава 22. Галя и Володя
На улице жемчужные сумерки. Галя Хачёва взволнованна. Её робкая радость просится наружу. Хочется с кем-то поделиться ею. Но с кем? Она достаёт из тумбочки чистую канцелярскую книгу, открывает её на первой странице. И слева на полях химическим карандашом ставит дату: "27 мая 1942 года". Затем ненадолго задумывается и начинает писать.
"Удивительно, но нам с мамой всё же как-то удалось дожить до белых ночей. И вроде бы это не круглая дата, чтобы уж особенно торжествовать, но только не для нас. Ведь в Новогоднюю ночь мы загадывали дожить именно до этого дня. И вот наше заветное желание сбылось. Даже не верится.
За эти пять месяцев произошло многое. В ночь с первого на второе января замёрзла баба Сима. На термометре тогда было минус двадцать пять по Цельсию. Она стояла в очереди за хлебом, но ей, как и многим другим, в тот раз его не хватило. Ждали привоза хлеба до самого закрытия магазина. Потом кто-то пустил слух, что к утру потеплеет, и человек восемь осталось на ночь у магазина. Но к утру температура понизилась ещё на два градуса, а обещанное потепление началось лишь пятого числа.
Второго января была моя очередь стоять за хлебом, и я в самую рань пришла сменить бабу Симу. Но те, кто оставались на ночь, стояли не в общей, а в отдельной очереди, у стены, плотно прижавшись друг к другу. Они были мертвы. С тех пор все очереди стали моими.