Подобравшись к мужчине, Вовка стал торопливо помогать ему. Минуты через три раненый был вызволен из-под завала. Он попытался отползти, но сдвинуться с места так и не смог. Вовка поднялся.
- Я схожу в ближайшее убежище, может, санитара найду.
Мужчина остановил его.
- Не уходи. Ты можешь не успеть. А я не хочу остаться один.
- Но ведь вас нужно перевязать.
- Думаю, нет. Я чувствую, что жизнь уже покидает меня.
- У вас есть в городе родные?
- Слава Богу, нет. Успели уехать.
- А знакомые? Может, что передать им надо?
- А ведь ты, безусловно, прав. Это нужно сделать. Семья должна знать. Боже, как же всё глупо получилось! Остался в городе, чтоб завершить свои исследования, а сам вместо этого протолкался в очередях за хлебом... и не успел. Ничего не успел.
- Вы сейчас не о том думаете, - заметил Вовка.
- Да-да. Надо, по существу. Я живу в голубой пятиэтажке - это здесь рядом, через два дома по ходу движения. И следующий угловой, стоящий поперёк, мой. Над его первым подъездом ещё козырёк обрушен.
- Это где булочная? - спросил Вовка.
- Да. Во втором подъезде, в двадцать восьмой квартире живу я. Ключи в правом кармане брюк. Вытащи-ка их.
Вовка попытался добраться до ключей, но не смог: мужчина лежал прямо на них.
- Да быстрей же ты, - с отчаянием прошептал он, - толкни меня на спину.
Вовка, не желая причинить ему боль, осторожно нажал на левое плечо мужчины и повернул его на спину. Тот, закусив губу, застонал. Мальчик подсунул ему под голову его же шапку. Потом вытащил из кармана мужчины связку ключей и показал ему:
- Вот они.
- Хорошо, - отозвался тот. - Теперь слушай. Соседке слева, её зовут Людмила Григорьевна, скажи, что Алексей Ефимович просил его похоронить и сообщить жене все нюансы.
- Извините, что сообщить? - переспросил Вовка.
- Подробности. Ну, чтоб они смогли найти меня.
- А, понял.
- А ты, мальчик, сделай одолжение, напиши моим, как всё было. И передай им, что я их очень любил. Письмо от них - за зеркалом. Когда войдёте в квартиру, в выдвижном ящике письменного стола найдёте одиннадцать плиток шоколада.
Вовка не смог скрыть своего изумления. Глаза у него расширились. Мужчина криво усмехнулся.
- Да-да, это больше килограмма. Я предвидел некоторые трудности и готовился не только выжить, но и завершить свою научную работу. Поделите его с соседкой поровну. Там же и деньги лежат, пусть Людмила возьмёт их на моё погребение.
В лице мужчины появилось напряжение, на лбу заблестели бисеринки пота. В глазах стало появляться отчуждение.
- А что делать с вашей научной работой? - громко спросил его мальчик.
Учёный, словно увлекаемый мощным невидимым потоком, судорожно ухватился разбитыми в кровь руками за обломки, и глубоко дыша, произнёс:
- В институт... жена или соседка... после войны.
- Я все сделаю, как вы сказали, - с юношеской горячностью сказал Вовка. - Обещаю вам.
- Спасибо, дружок. И проща-а-ай, - выдохнул он.
Очередного вдоха не последовало.
- Прощайте, Алексей Ефимович, - удручённо сказал Вовка и закрыл ему веки.
Сидя на большом обломке кирпичной кладки, мальчик как-то невольно задумался: "В человеке так много всяческих проявлений его силы: энергии, воли, ума... А мечты вообще не знают никаких границ. И в то же время его жизнь удивительно хрупка. Почему такое странное несоответствие? Ведь должно же быть всему этому хоть какое-то объяснение?" Холод, исходящий от кирпичей, поднял мальчишку. Он взглянул в лицо учёного. Прошло минут пятнадцать, не больше, а в лице уже наметились перемены: его глазницы, и без того впалые, стали ещё глубже, а нос острее. "Пора", - сказал себе Вовка и пошёл исполнять последнюю волю погибшего.
В хлебный магазин мальчик попал уже в сумерках, однако настояться в очереди успел. И его терпение, в конце концов, было вознаграждено - хлебные карточки отоварить он всё-таки сумел. Домой шёл, едва переставляя ноги. Внезапно из-за угла дома навстречу ему вышли двое угрюмых мужчин. Обоим лет до тридцати. Их намерения не оставляли ни малейших сомнений: вышли на грабёж. И тут впервые за несколько месяцев Вовка испугался. Не за себя, а за то, что могут отобрать у него с таким трудом добытый хлеб, две подаренных ему сырых картофелины и целых шесть плиток шоколада - несметного по нынешним временам богатства. Представив это, мальчик вдруг ощутил в себе такую отчаянную решимость, такое холодное ожесточение, что глаза у него заблестели, как у голодного волчонка. "Умру, но не отдам", - решил он.
Ближайший из мужчин, уж было преградивший ему дорогу, вдруг отступил в сторону. Вовка уже за спиной услышал по-блатному куражливый голос: