С Костомаровым Кулиша сближал их интерес к родной старине, изучению которой они оба ревностно предавались, с Белозерским, кроме сходства взглядов и симпатий, их связывали еще и иного рода отношения. Будучи в гостях у Белозерского в Борзенском уезде Черниговской губ, Кулиш познакомился там с его сестрой, произведшей на него сильное впечатление и сделавшейся через три года женой нашего писателя.
Таким образом мы видим, что в самом начале своей литературной деятельности Кулиш попал в круг лучших представителей местной интеллигенции, людей с знаниями, умом и талантом. Это, конечно, не могло не действовать благотворно-развивающим образом на него самого и не укреплять его в намерении работать над изучением народного быта и местной истории, которой он интересовался по преимуществу.
Он изучал кровавую эпопею народной борьбы с враждебными народу элементами по книгам и старым документам, по древним раскопанным могилам и по полным жизни и поэзии преданиям и песням родного села. На него повеяло духом старого героизма малорусской истории, и у него явилась мысль создать украинскую “Илиаду”. Ему хотелось собрать думы о всех малорусских гетманах и, объединив их в одно целое, создать нечто подобное Гомеровой эпопее. Он ходил из села в село, выспрашивая, выслушивая эти думы, но всё же ему не удилось собрать ничего цельного подобного “Илиаде”. Об одном народные массы не сложили совсем песен, о другом — уже успели забыть сложенные. Тогда молодой поэт решил взять все известные ему народные думы, расположить их в хронологическом порядке, а пробелы заполнить думами собственного создания. Первая часть этой работы под заглавием “Украина” появилась в 1843 г. Она заключала в себе двенадцать дум, воспевавших события с Владимира Святого до Хмельницкого, пять дум были народные, а семь — произведения самого Кулиша, написанные в том же духе, не без таланта и прекрасным малорусским языком. Но как раз в это время публика только что прочитала “Кобзаря” Шевченко, и огненная поэзия гениального народного поэта оставила в тени меньшую поэтическую силу. Кулиш надолго замолк как поэт-стихотворец. Но Гомер вдохновил его еще на одно произведение, под впечатлением шестой песни “Одиссеи” Кулиш написал “Орысю” — грациозную, поэтическую идиллию.
Между тем в Киеве уже составился кружок молодежи, к которому принадлежал и Кулиш. Вот как он сам, в одной из своих книг, характеризует этот кружок. “Среди этой молодежи явился Шевченко с своим громким плачем над несчастною судьбою народа и запел пред ними”.
Эта песня была для них поистине звуком архангельской трубы воскрешения. Если когда-либо говорили правду, что сердце ожило, что глаза заблистали, что над головой у человека загорелся пламенный язык, — то это было тогда в Киеве”. Маленький кружок смотрел на Шевченко как на пророка, а на себя — как на вдохновенных свыше на великое дело развития малорусской литературы и поднятия крепостного народа — из рабства духовного и социального. “Необходимо знать”, — говорит Кулиш, — “что эта киевская молодежь была сильно проникнута евангельскими идеалами, что это была молодежь высокой нравственной чистоты и что апостольство любви к ближнему достигало среди неё до энтузиазма”. К этому должно прибавить влияние принципов, выработанных западно-европейским умственным движением того времени. “Мы имели в виду” — говорит Кулиш, — “не одно только освобождение крепостного. Этого нам было мало или лучше сказать, ето было у нас последним делом. Программою нашего освобождения крепостных служили слова Спасителя “И уразумеете истину, и истина свободит вы”. Мы знали, что в Англии не право и не декрет, а культура уничтожила крепостное право”. Кружок пока учился сам, учил других, стараясь привить сыновьям помещиков возвышенные гуманные идеи и убеждая эту молодежь, что необходимо уничтожить крепостное право и подготовлять дворянство к этому акту.
Между тем Кулиш напечатал первые главы своего исторического романа “Черная рада” в журнале Н. А. Плетнева, “Современник” (1845). По этому поводу возникла переписка у Кулиша с Плетневым, имевшая тот результат, что Плетнев, бывший тогда ректором университета и управлявший учебным округом, вызвал Кулиша в Петербург и дал ему сразу две должности учителя гимназии и преподавателя русского языка студентам инородцам в университете. Плетнев очень полюбил начинающего писателя, и они виделись почти ежедневно. Интересно, что пишет Плетнев (в письмах к Я. К. Гроту) о Кулише того времени: “Кулиш — молодой человек высоких нравственных и религиозных правил”, “высокий образец чувствований и дел”, “интересный и наружностью и чистотою души и умом” [1].
Живя в Петербурге и помогая Плетневу в работах по “Современнику”, Кулиш не забывал малорусской истории и посылал в Москву Бодянскому, для напечатания в “Чтениях Московского общества истории и древностей российских”, секретарем которого состоял Бодянский, различные рукописные малорусские летописи, между прочим знаменитую “Летопись Самовидца”, принимал участие в судьбах “Чтений”, обрабатывал для издания свои этнографические материалы и вообще проявлял самую разнообразную деятельность, не смотря на то, что не отличаясь вообще здоровьем, часто прихварывал и лично не чувствовал себя счастливым. “Где тут везет?!” — отвечает он Бодянскому на письмо. — “Я должен везти а не мне везет”. [2] Он перезнакомился уже в это время с цветом петербургской интеллигенции и обратил на себя внимание своими трудами. Незадолго до этого умер академик славист Прейс. По настоянию Плетнева академия наук послала Кулиша, хотя он и не окончил университета, за границу, чтобы, по возвращении, он занял место адъюнкта академии и кафедру славянских литератур в университете. Кулиш выехал из Петербурга в Черниговщину, где 22 января 1847 г. женился на сестре Василия Белозерского Александре Михайловне, известной теперь в литературе под псевдонимом Ганны Барвинок; свадьба происходила в той самой Оленовке, в которой он умер и похоронен. Счастливый и полный надежд выехал Кулиш, вместе с женой и её братом, за границу, но по пути остановился на некоторое время в Варшаве.
Неожиданный поворот обстоятельств разрушил все надежды Кулиша.
Во время отсутствия Кулиша из Киева киевский кружок окончательно организовался в тайное общество, называвшееся “Братством св. Кирилла и Мефодия” (25 декабря 1846). Членами этого братства были Николай Гулак, Николай Костомаров (основавший братство), [3] Александр Навроцкий, Василий Белозерский, Афанасий Маркович (Марко Вовчок), Посяда, Андрузский, Тулуб, Савич... По словам Кулиша, ни он, ни Шевченко не состояли членами этого “Братства”, так как “братчики” решили, что оба они и без того будут работать для той же идеи и в то же время останутся в стороне в случае открытия общества. Интересы этого кружка не ограничивались пределами малорусской народности. Члены его мечтали об общеславянской взаимности, соединяя с последней пожелания прогресса в своей стране. “Взаимность славянских народов”, — писал позже об этом кружке Костомаров, — “в нашем воображении не ограничивалась уже сферою науки и поэзии, но стала представляться в образах, в которых, как нам казалось, она должна была воплотиться для будущей истории. Помимо нашей воли, стал нам представляться федеративный строй, как самое счастливое течение общественной жизни славянских наций... Во всех частях федерации предполагались одинакие основные законы и права, равенство веса, мер и монеты, отсутствие таможен и свобода торговли, всеобщее уничтожение крепостного права и рабства в каком бы то ни было виде, единая центральная власть, заведующая сношениями вне союза, войском и флотом, но полная автономия каждой части по отношению к внутренним учреждениям, внутреннему управлению, судопроизводству и народному образованию”. [4] Общество должно было быть общеславянским, почему в него принимались “славяне всех племен и всех званий”. Из ближайших целей намечены были следующие: “Так как славянские племена в настоящее время исповедуют различные вероисповедания и имеют, предубеждения друг против друга, то общество будет стараться об уничтожении всякой письменной и религиозной вражды между ними и распространять идею о возможности примирения разногласий в христианских церквях. Общество будет стараться заранее об искоренении рабства и всякого унижения низших классов, равным образом и о повсеместном распространении грамотности.”
3
Костомаров, в своей статье в «Киевской Стар.» говорит, что были только разговоры о братстве, но самого общества не было. Во всяком случае программа его существовала.
4
См. «Энциклопедический Словарь» Брокгауза а Ефрона, полутом 31, Костомаров. Сведения о Киевском кружке, Кирилло-Мефодьевском братстве, равно и обо всех последующих событиях см. еще в «Киевской Старине (1883, II, 228-229), «Очерках истории украинской литературы XIX ст.» проф. Н. И. Петрова (главы о Костомарове), Кулише, Шевченко в Навроцком и разборе этой книги проф. Дашкевичем («Отчет о 29-м присуждении наград графа Уварова». Академии наук. Спб. 1888), “Истории славянских литератур” Пынина и Спасовича, автобиографий Костомарова (Литературное Наследие, Спб. 1890), книге А. Конисского “Жизнь украинского поэта Т. Г. Шевченко» (Одесса, 1898) “Русском архиве», 1892, №7, стр. 334-359 (доклад графа Орлова о следствии). «Истории русской этнографии» А. Н. Пыпина, т. III (главы о Кулише и Костомарове) и др.