Расплата за миф
Канонические образы Столыпина не обходятся без напоминания об одном из его «культовых» высказываний: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!» Сказано это было осенью 1909 года, в знаменитом интервью саратовской газете «Волга». Масштаб временного отсчета для Столыпин тогда был, наверное, не случаен. Наверное, он и на самом деле верил, что в стране наступило «успокоение», и, увлеченный аграрной реформой, которую воспринимал как краеугольный камень всей российской модернизации, был готов смириться с пробуксовыванием других – «политических» – реформ. Возможно, уже вполне осознавая, насколько серьезно сопротивление, стараясь не раздражать лишний раз реакционные круги, Столыпин превозносил аграрную реформу и представлял максимум ее последствий. Поэтому особенно подчеркивал, что главная задача этой реформы, затрагивающей «100 миллионов», – «укрепить низы», чтобы были «здоровые и крепкие корни у государства». Отвечая, по сути, на обвинения в задержке либеральных, общественно-политических реформ, премьер указывал, что в дальнейшем именно аграрная реформа будет иметь решающее влияние. «Я полагаю, что прежде всего надлежит создать гражданина, крестьянина-собственника, мелкого землевладельца, и когда эта задача будет осуществлена – гражданственность сама воцарится на Руси, – подчеркивал Столыпин. – Сперва гражданин, а потом гражданственность. А у нас обыкновенно проповедуют наоборот».
Спустя полтора года, в марте 1911 года, совсем в другом политико-психологическом контексте, объявив о намерении уйти в отставку, Столыпин оперировал уже более скромными временными ориентирами. «Я сказал государю, что за пять лет изучил революцию и знаю, что она теперь разбита, и моим жиром можно будет еще лет пять продержаться… А что будет дальше, зависит от этих пяти лет», – записал Петр Аркадьевич в «конспекте» своего решающего разговора с царем114. И, в общем, способность к историческому предвидению, подкрепленная компетентным знанием положения дел в стране и расклада сил в правящих верхах, не подвела премьера.
Последующие несколько лет – последние мирные годы Российской империи – были бездарно растрачены, с точки зрения как укрепления престижа и влияния власти, так и решения накапливающихся в обществе проблем. Непоследовательность в проведении преобразований, наблюдавшаяся при жизни Столыпина, теперь усугублялась стремлением отказаться вообще от реформ (за исключением аграрной). А в отношении власти к принципам правового государства и зарождавшимся основам гражданского общества наблюдалось движение в противоположную сторону. На фоне обманчивой иллюзии «стабильности» и усиленно реанимируемого культа «самодержавности» (апогей официозной истерии пришелся на празднование 300-летиия дома Романовых в 1913 году) в ближайшем окружении Николая II всерьез обсуждались идеи лишения Думы законодательных полномочий, пересмотра основных законов и вообще отмены конституционного по своему характеру Манифеста 17 октября.
«Третьеиюньская монархия» – весьма самобытная форма государственного устройства, которая так и не позволила России превратиться в полноценную конституционную монархию западноевропейского образца. Сконструированная политическая система, идеологом которой по праву может считаться Столыпин, создавала для власти ощущение относительного комфорта, стабильности. Возникало искушение подменить решение острейших проблем существованием в оболочке успокаивающих мифов. Создание «третьеиюньской системы» Столыпин рассматривал поначалу как инструмент проведения своей реформаторской программы, позволяющий получить Думу, способную проводить правительственные законопроекты. Однако политическая система, у истоков которой лежал антиконституционный «третьеиюньский переворот» (пусть и оправдываемый, помимо прочего, желанием создать условия для реформ), вскоре стала жить самостоятельно, оказывая разлагающее влияние на правящую элиту.
«Самоуспокоение» власти укреплялось под впечатлением предсказуемой, казалось бы, политической жизни. Дума – лояльная, пусть и не отражающая реальные настроения в стране. Государственный совет – с почтенным составом заседающих, наполовину назначаемых царем, – является оплотом консерватизма и надежным «фильтром» для любых либеральных реформ. И это влекло за собой опасные последствия. В жертву приносились дальнейшие преобразования, призванные укреплять гражданские свободы, развивать институты правового государства, создавать условия для цивилизованной политической деятельности, обеспечивать эффективную работу судебно-правовой системы, контроль и ответственность чиновников, поддерживать частую предпринимательскую активность, своевременно разрешать социальные противоречия и т. д.