— Александр Сергеевич, механизм уже запущен. Вам необходимо подписать документы и выступить перед народом.
— Мне нужно время.
— Для чего? Все уже решено и подготовлено. Нельзя медлить.
— Да, твою мать!
— Вы должны выполнить то, что пообещали народу! Обратного пути нет.
— Я понимаю.
— Ну вот!
— Оставь меня.
— Что?
— Готовь документы, а потом я выйду к журналистам с обращением. Хочу еще хотя бы пару минут побыть наедине. Ступай.
Николай тихонько выскользнул из кабинета, не забыв прикрыть за собой дверь.
Из коридора донеслись возбужденные голоса, но побеспокоить нового президента никто не решился.
Александр Сергеевич не знал, что делать. Ему было плохо как никогда в жизни. Его душа металась, как смертник меряет шагами маленькую камеру в последние минуты перед казнью. Ему хотелось выть, хотелось кричать, хотелось набить кому-нибудь морду. Лучше всего Николаю, но в принципе сошел бы любой.
Иванов принялся в бессильной ярости колотить по антикварному столу кулаками.
Не помогало.
Лбом об столешницу. Громкий стук, в глазах забегали разноцветные круги. Так он и остался сидеть, обхватив голову руками, будто старался закрыться от всего мира. Как бы он хотел оказаться сейчас в другом месте, переложить всю разом навалившуюся ответственность на другого человека. Даже в родную воинскую часть бы с превеликим удовольствием вернулся, хотя и ненавидел ее всем сердцем, даже спустя десять лет после увольнения. Там осталась жизнь, которая была понятней, проще, предсказуемей нынешней.
Иванов оторвался от стола и похлопал себя ладонями по щекам. До краев наполнил стакан виски и поднес его ко рту.
— Что же делать? — прошептал Александр Сергеевич. — Боже, что же теперь делать…
16.11.2010 г.
Старомодная семья
Каждый шаг вперед в развитии мыслей и нравов,
считается аморальным,
пока он не получил признание большинства.
1
Это было самое обычное ленивое субботнее утро, пока жена не спросила:
— Дорогой, может быть мне стать лесбиянкой?
— Не получится, — ответил Карл, не отрываясь от чтения газеты.
— Почему?
— Ты для этого слишком брезглива.
— Опять ты со своими шуточками. Я же серьезно!
Этого-то Карл и боялся, появления в тоне жены таких вот требовательно-капризных ноток. И лицо вон какое серьезное: глазки сузила, губки поджала — готовится кинуться в бой. Раз дошло до такого, значит Эльза все серьезно обдумала, и теперь не отступит, пока не получит свое.
Карл отложил планшет на тумбочку у кровати и внимательно посмотрел на супругу. Она еще не успела переодеться и лежала рядом в кожаном корсете, сжавшем грудь. Впервые Карл пожалел, что убрал из их эротических игр кляп — он бы сейчас пригодился. Наручники все еще были пристегнуты одним кольцом к спинке кровати, но какой от них толк?
Эльза повернулась и ответила мужу твердым взглядом.
У нее была прекрасная фигура. Нельзя сказать, чтобы «идеальная» — идеал вообще понятие изменчивое. Но вот сами формы, пропорции — все как полагается, ничего лишнего или не радующего глаз. Глядя на нее Карл чувствовал возбуждение. Пижамные штаны стали вдруг тесны в районе ширинки. Они были знакомы двенадцать лет и все это время один только ее вид, запах ее тела, волос действовали на Карла, как мощнейший афродизиак.
Эльза улыбнулась, от чего на ее щеках появились обаятельные ямочки. Большие зеленые глаза, в которых навсегда поселилась лукавая искринка, неизменно сводившая Карла с ума, были устремлены на мужа. Пряди рыжих, кудрявых волос, обрамляли лицо. Совершенство. Богиня по какой-то неведомой прихоти судьбы оказавшаяся в обычной человеческой постели. Прекрасная, необыкновенная, единственная, желанная. Карл всегда это знал, всегда чувствовал и был полностью уверен, что день, когда его отношение к жене изменится, никогда не наступит. Один ее вид, один только взгляд переворачивали у Карла все внутри. Мысли сводились к одному простому слову, которое он сразу же высказал:
— Люблю.
Слово заезженное, отдающее пошлостью от частого употребления всеми подряд и по любому поводу, а то и вовсе без оного. Слово, в которое многие перестали вкладывать даже оттенок смысла, превратив в обычный ярлычок, в замену — «я тебя хочу».