— Ладно, тогда я побегу дальше. — Голова со спутанными волосами соломенного оттенка, тут же скрылась.
Эльза поднялась с кровати и задернула шторы. Теперь любопытным соседям придется сдерживать свое любопытство, если не хотят получить судебный иск.
Эльза накинула халат.
— Значит ты против моего решения? — спросила она уже абсолютно спокойно.
— Про лесбиянство?
— Да.
— Как я могу быть против? Это же не политкорректно и вообще противозаконно. Ты сама вольна определяться в своих сексуальных предпочтениях.
— Перестань. Я серьезно тебя спрашиваю. Мне важно знать твое мнение.
— Я хочу от тебя ребенка. Серьезно.
— Мы еще не готовы к этому. Подожди. Через пару лет усыновим.
— Ты не поняла. Я не хочу усыновлять или удочерять. Я хочу заняться с тобой любовью, и чтобы плодом нашей связи стал ребенок, в котором будет немного от тебя и немного от меня. Наш ребенок, только наш!
— Прекрати! — Эльза стояла спиной к мужу, но Карл видел, как напряглись ее плечи.
— Да почему? Это нормальное желание!
— Дети в Африке и Индии страдают и умирают от голода. Мы можем спасти одного из них.
— Я не хочу никого спасать! Я хочу зачать новую жизнь с тобой, с женщиной которую я люблю и с которой готов провести остаток дней отмеренных мне Богом.
— Судьбой, — машинально поправила Эльза. — Конфессий много, и концепции единого бога есть далеко не у всех. Поэтому правильнее говорить «судьбой», или подобрать любое другое слово.
— Да какая разница? Ты можешь хотя бы на минуточку забыть о политкорректности?
— Нет, не могу. Человек лишь тогда может называться человеком, когда любит и уважает всех остальных людей, как самого себя. Воспринимает их, как равных, несмотря на все их отличия.
— Пусть так, — тяжело вздохнул Карл. Все это он слышал уже не один раз и знал, что жену не переспоришь. — Так что на счет ребенка?
— Не знаю. Я располнею после родов.
— Пускай. Для меня ты все равно останешься самой лучшей.
— Ты застал меня врасплох. Я никогда не думала об этом с такой точки зрения. Всегда планировала усыновить ребенка, как делают все остальные.
— Не все.
— «Не все» — ретрограды.
— Семья, в классическом ее понимании умирает. — Произнес Карл, в общем-то ни к кому конкретно не обращаясь. — Все обесценилось или наоборот обрело цену. Даже то, что по определению бесценно.
— Карл, тебе не нравится наша семья? — подозрительно уточнила Эльза и присела на краешек кровати. — Не нравится, как мы живем?
— Нравится. Просто я не вижу ничего плохого в стандартной, классической семье, которая существовала на протяжении поколений. Где есть мама, папа их дети. Где нет многочисленных любовников и любовниц, экспериментов разного толка.
— Это скучно. И не политкорректно. Особенно по отношению к однополым семьям, где партнеры биологически не способны зачать ребенка. К шведским семьям, к свингерам.
— Неужели политкорректно так нелестно отзываться о традиционной семье?
— Вполне. Она уже отжила свое за века безраздельного существования и притеснения всех прочих форм семьи. Поэтому говорить о ней можно как угодно, а недалекие люди ее поддерживающие, не достойны уважения.
— Значит и я не достоин уважения.
— Карл, не смеши меня! Ты ведь не такой, не притворяйся. Что на тебя нашло сегодня?
— А какой я?
— Ты взрослый, умный, современный мужчина, без комплексов и предрассудков. Ты всегда таким был, с того самого момента, что мы с тобой познакомились. В последнее время с тобой начали происходить срывы, но это исключительно от твоей эксцентричности, а не потому что ты гомофоб или не достаточно толерантен.
— Ну-ну.
— Что?
— Нет, ничего. Ты абсолютно права.
Все это действительно было, но было так давно, что вот так сразу и не вспомнишь. Времена разгульной юности в студенческом кампусе. Именно там он, студент четвертого курса юрфака и познакомился со своей будущей женой, тогда еще первокурсницей. Влюбился в нее с первого взгляда, как это бывает только в сентиментальных романах. Думал, что это обыкновенная страсть и влечение, которые в ту пору у него вспыхивали частенько. Но время шло, страсть не уходила и оказалось, что это вовсе и не влечение, а серьезное, взрослое чувство.
Тогда, двенадцать лет назад, хотелось свободы, все больше и дальше раздвигать рамки. Развлечения, эксперименты, гулянки, наркотики, сексуальные партнеры новые на каждую ночь. Тогда желание отринуть всевозможные правила, устои, раздвинуть границы сознания буйствовало в каждой клеточке организма. И естественно, естественно никаких предрассудков в постели или около нее — тотальная свобода. Тогда это был вызов устоям общества и государства, вполне естественный в таком возрасте.