— Так! Подожди! — Эльза отстранилась в следующий же момент. — Ты пытаешься заставить сексом забыть меня о разговоре?
— К-х-мм. Нет.
— Точно-точно! Знаю я тебя!
— Ничего ты не знаешь! — Возмутился Карл. Он изрядно смутился тем, как легко раскрылась его маленькая хитрость. — Ты хотела поговорить о лесбиянках.
— Ты так произносишь это слово…
— Как?
— С отвращением! С презрением. А ведь это абсолютно нормально.
— Нормально смотреть на них в порнозаписях, возбуждает. А вот когда любимая жена собирается вылизывать какой-то бабе пиз…
— Стоп! — Эльза отодвинулась в сторону и прикрылась одеялом. Теперь она смотрела на мужа с яростью. — Ну, чего ты опять начинаешь?
— Что я опять начинаю?
— Ругаться, обзываться. Это не политкорректно так говорить!
— Я всего лишь назвал вещи своими именами! — разговор этот начинался далеко не в первый раз и Карла он заводил с пол оборота.
— Вот именно! Вещи своими именами он называет. Напомнить сколько раз тебя за это штрафовали? А сколько раз били?
— Тем педикам мы еще отомстим, — мрачно пообещал Карл. — Они просто на меня неожиданно напали, с тылу, как привыкли делать по жизни.
— Кто это мы?
— Ну, я с мужиками.
— Ты опять ходил в тот бар?
Это был провал. Так позорно засыпаться на пустом месте не достойно просто умного человека, не говоря уж о дипломированном юристе.
— Да, ходил. — Сознался Карл. Он виновато опустил глаза, хотя никакой вины не испытывал. Так было проще всего поступить, чтобы избежать крупного скандала.
— Зачем?
— Мне там нравится.
— Бар «Гетеросексуал», тебе в нем нравится? — тон речи Эльзы опять изменился. Теперь он стал строгим и нравоучительным. Совсем, как у мамы, когда та отчитывала маленького Карла за шалости.
— Ага.
— Ты ведь понимаешь, что, заходя туда, ты унижаешь многих людей?
— Да никого я не унижаю, хватит тебе уже выдумывать! Я всего лишь провожу время с нормальными людьми. И не надо цепляться к словам, сразу предупреждаю. Нормальный я говорю без всякого превосходства над всеми прочими. Такие же нормальные люди, как геи, зоофилы, герантофилы, трансвеститы и все прочие. Ничуть не лучше их, но и не хуже. Мы, любители самого обычного, банального секса так же имеем право собираться вместе. Так достаточно политкорректно для тебя? Или в суд на меня подашь?
— Этот бар скоро, если не закроют, то сожгут уж точно.
— Почему?
— Унижаете вы всех своим присутствием! Вы поклоняетесь и превозносите атавизм, совершенно не допустимый в нашем прогрессивном обществе.
— Мы просто пьем пиво, едим и обсуждаем разные темы, не подбирая слов и не стесняясь в выражениях. Между прочим, наравне с однополыми браками, свобода слова все еще является конституционным правом. Пускай его и хотят отменить, в некоторых сферах жизни…
— Вот только не надо включать тут юриста! — перебила мужа Эльза.
— Ладно. Больше не буду.
— Ты лучше, в тот бар не ходи больше!
— Пойду!
Скандал прервался скрипнувшим окном.
Супруги замолчали и синхронно повернулись на этот звук.
В окне увидели соседского мальчишку Майки. Тот с интересом смотрел за разворачивавшейся ссорой.
— Здравствуйте, мистер и миссис Сандерс.
— Ты что тут…
— Привет, Майки, — приветливо улыбнулась ему Эльза, пнув мужа под одеялом ногой.
Карлу только и оставалось, что сдержать рвущийся наружу гнев. В его детстве подглядывать за соседями запрещалось. Не дай бог взрослые застукают за подобным занятием, и обычными нравоучительными лекциями дело могло не ограничиться — запросто можно по ушам схлопотать. Сейчас времена изменились. Закон «о закрытых окнах» вполне позволял любому следить за чужой личной жизнью. Ничуть при этом, не стесняясь и не скрываясь. Если шторы не задернуты, то можно воспринимать это как приглашение, и даже вести видео съемку. В конце концов, вуайеристы и эксбиционисты такие же нормальные люди, как и все остальные.
— С вами все в порядке? — подозрительно спросил мальчик, поглаживая длинную царапину на скуле.
— Да, Майки, спасибо, у нас все хорошо. — Прощебетала Эльза.
— Ладно, тогда я побегу дальше. — Голова со спутанными волосами соломенного оттенка, тут же скрылась.
Эльза поднялась с кровати и задернула шторы. Теперь любопытным соседям придется сдерживать свое любопытство, если не хотят получить судебный иск.
Эльза накинула халат.
— Значит ты против моего решения? — спросила она уже абсолютно спокойно.
— Про лесбиянство?
— Да.
— Как я могу быть против? Это же не политкорректно и вообще противозаконно. Ты сама вольна определяться в своих сексуальных предпочтениях.
— Перестань. Я серьезно тебя спрашиваю. Мне важно знать твое мнение.
— Я хочу от тебя ребенка. Серьезно.
— Мы еще не готовы к этому. Подожди. Через пару лет усыновим.
— Ты не поняла. Я не хочу усыновлять или удочерять. Я хочу заняться с тобой любовью, и чтобы плодом нашей связи стал ребенок, в котором будет немного от тебя и немного от меня. Наш ребенок, только наш!
— Прекрати! — Эльза стояла спиной к мужу, но Карл видел, как напряглись ее плечи.
— Да почему? Это нормальное желание!
— Дети в Африке и Индии страдают и умирают от голода. Мы можем спасти одного из них.
— Я не хочу никого спасать! Я хочу зачать новую жизнь с тобой, с женщиной которую я люблю и с которой готов провести остаток дней отмеренных мне Богом.
— Судьбой, — машинально поправила Эльза. — Конфессий много, и концепции единого бога есть далеко не у всех. Поэтому правильнее говорить «судьбой», или подобрать любое другое слово.
— Да какая разница? Ты можешь хотя бы на минуточку забыть о политкорректности?
— Нет, не могу. Человек лишь тогда может называться человеком, когда любит и уважает всех остальных людей, как самого себя. Воспринимает их, как равных, несмотря на все их отличия.
— Пусть так, — тяжело вздохнул Карл. Все это он слышал уже не один раз и знал, что жену не переспоришь. — Так что на счет ребенка?
— Не знаю. Я располнею после родов.
— Пускай. Для меня ты все равно останешься самой лучшей.
— Ты застал меня врасплох. Я никогда не думала об этом с такой точки зрения. Всегда планировала усыновить ребенка, как делают все остальные.
— Не все.
— «Не все» — ретрограды.
— Семья, в классическом ее понимании умирает. — Произнес Карл, в общем-то ни к кому конкретно не обращаясь. — Все обесценилось или наоборот обрело цену. Даже то, что по определению бесценно.
— Карл, тебе не нравится наша семья? — подозрительно уточнила Эльза и присела на краешек кровати. — Не нравится, как мы живем?
— Нравится. Просто я не вижу ничего плохого в стандартной, классической семье, которая существовала на протяжении поколений. Где есть мама, папа их дети. Где нет многочисленных любовников и любовниц, экспериментов разного толка.
— Это скучно. И не политкорректно. Особенно по отношению к однополым семьям, где партнеры биологически не способны зачать ребенка. К шведским семьям, к свингерам.
— Неужели политкорректно так нелестно отзываться о традиционной семье?
— Вполне. Она уже отжила свое за века безраздельного существования и притеснения всех прочих форм семьи. Поэтому говорить о ней можно как угодно, а недалекие люди ее поддерживающие, не достойны уважения.
— Значит и я не достоин уважения.
— Карл, не смеши меня! Ты ведь не такой, не притворяйся. Что на тебя нашло сегодня?
— А какой я?
— Ты взрослый, умный, современный мужчина, без комплексов и предрассудков. Ты всегда таким был, с того самого момента, что мы с тобой познакомились. В последнее время с тобой начали происходить срывы, но это исключительно от твоей эксцентричности, а не потому что ты гомофоб или не достаточно толерантен.
— Ну-ну.
— Что?
— Нет, ничего. Ты абсолютно права.
Все это действительно было, но было так давно, что вот так сразу и не вспомнишь. Времена разгульной юности в студенческом кампусе. Именно там он, студент четвертого курса юрфака и познакомился со своей будущей женой, тогда еще первокурсницей. Влюбился в нее с первого взгляда, как это бывает только в сентиментальных романах. Думал, что это обыкновенная страсть и влечение, которые в ту пору у него вспыхивали частенько. Но время шло, страсть не уходила и оказалось, что это вовсе и не влечение, а серьезное, взрослое чувство.