По щекам Эльзы катились слезы. Она плакала беззвучно, не отводя глаз от мужа, словно пыталась запомнить каждую черточку его лица.
— Мне жаль, что все заканчивается так. В принципе жаль, что заканчивается. Но так будет лучше, едва только уйдет боль. Прощай, Эльза.
Карл чувствовал себя не в своей тарелке. Он действительно не думал, что такой момент, момент расставания наступит. Он рассчитывал встретить с любимой женщиной старость, а разлучить их должна была смерть. Но жизнь, не терпящая сентиментальной романтичности, внесла свои коррективы.
Вдвойне неловко он чувствовал себя от произнесенных слов. Вовсе не это он хотел сказать. Не так пафосно и слезливо. Вышло же так, будто он старается неловко оправдаться, перекладываю всю ответственность на жену. Это некрасиво и не достойно. Хотя, по большому счету, если отбросить прочь представления о приличиях, то своей вины он не чувствовал.
Карл подхватил чемодан и, не оборачиваясь, вышел из кухни. Эльза не станет его догонять, не будет пытаться остановить и выхватить вещи. Она выше таких пошлостей — слишком сильно себя уважает и ценит. Хотя, Карл не смог бы поручиться, что остался бы так же тверд в своем намерении, если бы она решилась его просить.
Карл потянулся к дверной ручке, когда прогрохотал звонок. Так неожиданно, так резко и громко, что мужчина отскочил назад, не на шутку испугавшись. Сердце колотилось в груди.
Он засмеялся над своей мнительностью и открыл дверь. На пороге стояли соседи, супружеская черта Морганов. Вид у них был донельзя растерянный и испуганный.
— Привет Карл!
— Привет Джинни. Сэм.
— Карл, ты не видел сегодня Майки? — спросил Сэм, постаравшись изобразить приветливую улыбку.
…Соседский Майки, любитель заглядывать в окна, стоял на их газоне…
— Он куда-то ушел. Пропал. Мы никак не можем его найти, — Джинни лепетала, как робот: тихо, робко, безжизненно. — Мы не на шутку встревожены.
— Я видел его. Этим утром. Он играл на нашем газоне.
— Мы вернулись из супермаркета, а его нигде нет, — снова залепетала Джинни. — Записки нет. Обзвонили его друзей. Майки нигде нет. Нигде.
— Может быть, его видела Эльза? — Сэм держался, поэтому и вопросы задавал более взвешенные.
…Старенький темно-зеленый «Форд-таурус», с грязными, покрытыми пятнами ржавчины крыльями…
— Мы вместе видели его этим утром. Но к десяти уехали в суд. Вернулись с час назад, и вашего сына уже не было.
— Он такой маленький. Такой несамостоятельный…
Сэм увидел в руках Карла чемодан и нахмурился. Он был в курсе проблем в семье Сандерсов, поэтому сразу все понял.
— Говорят, все утро по району ездил автомобиль, словно пытался найти чей-то дом. Это был кто-то чужой. Ты не видел его?
— Видел. Это был темно-зеленый «таурус». Он заблокировал нам выезд, когда мы собрались в суд.
…Сквозь окна были видно, что за рулем сидит лысый мужчина, лет примерно пятидесяти, в светло-серой ветровке…
— Долго стоял?
— Кто его знает. Мы его заприметили, когда уезжали, да и то лишь потому, что он нам мешал. Когда вернулись, он стоял у вашего дома…
Джинни всхлипнула.
— Номер не запомнил?
— Нет. Не обратил внимания.
— Черт! — Сэм выругался еще грязнее. — И никто не обратил внимания. Раньше бы обязательно записали, а то и полисменов вызвали.
— Теперь бояться.
— Что? — Сэм погрузился в свои мысли, поэтому не сразу понял, что ему говорят.
— Бояться, что это какой-нибудь представитель очередного сексуального меньшинства. Маленького, но очень уважаемого. За чьи интересы вступятся лучшие адвокаты страны. Остальным просто на все плевать, особенно на расплодившихся извращенцев.
— А ты, ты, Карл, себя к каким относишь? К первым или ко вторым? К трусам или к подлецам?!
…Он зачем-то сполз под руль, так что были видны только его плечи и голова. Толи следит за кем-то, толи еще каким непотребством занят…
— Карл!
— Что?
— Ты столько раз говорил, что общество становится беспечным. Что мы катимся в ложную сторону, а не в светлое будущее, как мнится многим. Ты из-за этого с Эльзой, да и много еще с кем ругался. Где ты был, когда было нужно действовать?!
…Соседский Майки, любитель заглядывать в окна, стоял на их газоне…
— Я не…
— У твоего дома все утро простоял непонятный автомобиль с неизвестным мужиком, а что сделал ты?
Сэм побагровел от злости и сжал кулаки. Джинни повисла на плечах мужа и старалась увести его.
На громкие звуки голосов из кухни пришла Эльза.
— Что тут происходит?
— Майки пропал, — бросил Карл, сквозь сжатые зубы, не оборачиваясь.
— О, боже мой! — Эльза спрятала лицо в ладонях, будто не верила. Она забыла про соблюдение приличий и упомянула бога. Все еще никак не придет в себя.
— Сэм, извини, но…
— Да пошел ты! — Сэм плюнул под ноги Карла, и, развернувшись, двинулся к своему дому.
…желтый мяч, до этого момента лежавший у колеса «тауруса», откатился в сторону…
Конец.
Самара, сентябрь 2011 г.
СТАРЫЕ ВИКИНГИ
Молодой, лет тридцати, прапорщик выглядел ошарашенным. Это читалось в его удивленно округлившихся глазах, по морщинкам, на полных красных щеках, в капельках пота струившихся по лбу, из-под надетой набекрень кепки. Даже усы и те, обвисли, словно прибывали в ступоре. Зато его начальник, молодой, подтянутый майор, лет сорока, наоборот выглядел заинтересованным и довольным.
— Даже не знаю, как к вам и обращаться, — лучезарно улыбнулся он. Улыбка выглядела чужеродным элементом на его лице. Тем не менее, он старался, вот и растягивал губы, желая, понравится нам. — Господа? Джентльмены? Товарищи?
— Пацаны, — хрипло предложил кто-то из строя. В ответ ему раздались смешки и покашливания.
— Ну а че, гонять же нас станет! — вступил в разговор стоявший рядом со мной мужик. — Пацанов же молодых гоняет, вот и нас будет. Значит и мы пацаны.
— Только бы по привычке пиздить не начал.
— Не, не будет.
— Да будет!
— Кого пиздить?!! — пророкотал чей-то голос в строю. Уже под раздававшийся хохот продолжил: — Повторите! Не слышу же не хрена.
— Самых говорливых в первую очередь! — снова смех.
— Да нет, мужики. Поглядите на него, холеный какой. Не военный. Чекист какой-нибудь, — зашушукался кто-то.
— Штаны в кабинете просиживал, — добавил, другой.
— Еврей к тому же, — шепотом вторил третий.
— Евреи тоже служат, или нет?
— Служат! — ответил кто-то невидимый. — У меня сосед, еврей чистейший, и замашки ихние. Обрили недавно. Сейчас где-нибудь в глубинке склады расхищает!
— Это обрусевший, еврей, потому и забрали! Остальные косють.
— Евреев пиздить?! — снова раздался голос того глуховатого мужчины. На этот раз он звучал довольным. — Давно пора!
— Так, отцы, внимание!!! — повысил голос майор.
«Отцы», значит. Не самый плохой вариант.
— Перво-наперво, запомните, что необходимо соблюдать дисциплину. Пускай у нас здесь эксперимент. Пускай вы все в почтенном возрасте, но коли, подались в солдаты, придется исполнять приказы. Я говорю — все молчат, слушают, думают, по возможности запоминают. Если кто-то не слышит, все равно молчит и не переспрашивает — товарищи потом перескажут. Если что-то приспичило сказать, или просто приспичило, следует сказать «разрешите обратиться?». Всем ясно?
— Строгий какой! — тихо прошамкал старик рядом со мной. Старый совсем, худой, со сморщенным лицом, покрытым пигментными пятнами. В строю стоит, опираясь на тросточку.
— А не то шо? — ехидно спросил кто-то из строя.
— К смерти приговорю, — пообещал майор. — Заставлю три полных круга по стадиону сделать. Без перекуров, прошу заметить.
С чувством юмора нам майор достался. Повезло.