— Вы думаете, я не догадалась о вашем романе с собственной ученицей? — вытянув меня из размышлений, поинтересовалась историчка, не убирая со своего лица наглую, хищную улыбку.
— Вам не кажется, что на той фотографии, которую прислали мне несколько дней назад, рядом со мной стоит брюнетка, а не блондинка? — спросил я в лоб, хотя мог бы подыграть этой ненормальной и дать понять, что она оказалась права. Но нет! Эта тупость меня просто выводит из себя!
— Лазарева вполне креативная девушка. Она могла спокойно надеть парик, чтобы я перевела свои подозрения на другую девушку, на ту же Сафронову, например, которую обвиняла в своем блоге, — мне так и хотелось спросить: «Вы, блядь, серьезно?». Но на этот раз промолчал. — Это не отменяет того факта, что вы закрутили роман с несовершеннолетней ученицей, — строго провозгласила женщина, будто сейчас от нее зависела моя судьба. Блядь, я еле-еле сдерживался от смеха, но все же ничем не выдал абсурдность ситуации. Пусть уж думает так, потом будет сожалеть о своей тупости.
— Ей уже исполнилось восемнадцать, — спокойно произношу я.
— Сомневаюсь, что это поможет. Где доказательства, что ваши отношения зародились именно после совершеннолетия? — еще чуть-чуть и этот писклявый голосок заставит стекла на окнах треснуть. — Что, Станислав Родионович, вы… — Анна Михайловна уже готовая произнести какое-то неоспоримое доказательство против меня, как тут же заткнулась и повернулась одновременно со мной в сторону двери, заслышав громкие возгласы и женские крики.
Стоило мне выбежать в коридор, как я увидел бегущих в одну и ту же сторону заинтересованных учеников. С каждым шагом женские крики становились все громче, а непонятный треск, будто что-то разбили о стену, стал слышен гораздо четче. Однако больше всего меня поразили не крики, а картина, открывшаяся мне чуть позже, как только несколько школьников уступили мне место среди огромного круга, в центре которого дрались два ученика. Хотя нет. Я ошибся. Поначалу я подумал, что такие дикие крики могли исходить лишь от мальчиков пятиклашек, не поделивших пирожок из столовой, но драку двух девушек старшеклассниц я видел впервые в своей практике. Но не это главное.
Спину одной из них я узнаю из тысячи.
Картина маслом, так сказать: Вика, моя любимая и родная Вика, сидела верхом на какой-то блондинке, подозреваю, что это оказалась Лазарева, и со всего размаху била ее маленькими кулаками, задевая то голову, то лицо, то шею, стараясь нанести как можно больше увечий. Первые секунды я дивился, что она вообще пришла в школу, тем более под конец недели. В глубине души надеялся, что до нашей следующей встречи я смогу справиться со всеми проблемами, связанные с историчкой, но, видимо, моя малышка решила иначе. И этот факт заставил меня разозлиться. Если бы она не пришла в школу и отсиделась дома все выходные, то к понедельнику все встало бы на свои места. Блядь! Какого хера?
Лица девочек истекали кровью, но, кажется, это никого вокруг не волновало. Ученики то и дело кричали лозунги в поддержку то одной, то другой драчуньи, не смея прерывать такую драку, кто-то даже умудрялся снимать все на телефон. Наверное, будучи школьником, я бы тоже не вмешивался, только моя роль теперь отличалась от той, что предназначалась когда-то десять лет назад. Если так продолжится, то блондиночка вряд ли уйдет отсюда живой. Стоп! Она вообще не сопротивляется, лежит, словно кусок мяса. Вика! Что же ты делаешь, малышка?
Не в силах больше наблюдать за этим боем, я, растолкнув любопытных учеников в разные стороны, вышел в центр импровизированного ринга и, приложив немало усилий, оттащил свою малышку от несчастной Лазаревой. Думаю, когда Анна Михайловна выйдет из ступора, обязательно поможет ученице. Или нет? Да срать я на них хотел, пусть сами разбираются! Меня ждала другая проблема, которая брыкалась и пыталась вырваться из моих рук до самого класса географии, который мне пришлось закрыть на ключ изнутри, дабы Вика не выбежала в коридор и не продолжила кровавое месиво.
Кое-как угомонив свою малышку, я прижал ее к стене, внимательно рассматривая, будто видел впервые в жизни. Хотя так оно и есть — такую израненную и разъяренную Вику я застал впервые за все время нашего знакомства. На левой щеке красовались четыре царапины, взгляд любимых малахитовых глаз стал звериным, готовым вот-вот вырваться на свободу и вновь ввязаться в драку, красивые пухлые губки, которые источали аромат спелой клубники, тоже пострадали, точнее только нижняя губа, из сочащаяся маленькой струйкой крови, как у насытившегося вампира. Разглядывая свою девочку, я все еще злился на нее за столь опрометчивый поступок, но в то же время мысленно жалел ее, однако что-то мне подсказывало, что она не жалела ни о чем. Ни о своем поступке, ни о том, что пришла в школу. Ты не представляешь, Вика, как бы облегчила нам обоим жизнь, если бы осталась отсиживать этот день дома. Вот поэтому я хотел уберечь тебя от этой войны, чтобы на месте одноклассницы не оказалась учительница, которая не оставила бы все, как есть, несмотря на свою тупость.