— Ты что наделала? — тряхнув девчонку за плечи, рявкнул я, однако она будто не слышала моих слов, глядя на меня совершенно бесстрашными глазами. Она не плакала, не горевала, не улыбалась. Ее лицо не выражало ничего, один лишь взгляд, в котором танцевали черти из ада, говорил о многом. О страдании, о всепоглощающей, еще не остывшей и не исчезнувшей из ее души ярости. О любви. Ко мне. Вика могла злиться, кричать, но она меня она глядела с любовью. Как и я на нее.
— Она не должна говорить так о тебе! — выкрикнула она не тише, чем я на нее. — Не должна порочить твое имя! Ненавижу! — видимо, не сдержав своих эмоций, она стала вымещать их на мне, нанося удары маленькими кулачками то по прессу, то и по груди, мышцы которых я вовремя успел напрячь. Я бы мог остановить ее, завести руки за голову и со злостью дать пощечину за такое поведение и выходку, которые наверняка обернутся неизгладимыми последствиями не только для меня, но и для нее. И теперь речь шла не об историчке, разговор с которой я не завершил, а о Лазаревой, чьи влиятельные родители не оставят в покое мою девочку. Но я им не позволю этого сделать. Ни за что. И останавливать ее сейчас не стану.
Моя новая и чистая рубашка пачкалась с каждым ее незначительным ударом, но сейчас мне на это глубоко плевать. Однажды в начале года мы уже это проходили. Она недолго продолжит вымещать на мне злость. Ей это необходимо, а мне приходилось лишь наблюдать, как постепенно маленькие, сбитые в кровь кулачки, ударяли все мягче и медленнее, будто в съемке замедленного действия, а затем и вовсе опустились. Так же медленно и почти беззвучно я заслышал ее всхлипы. Они становились все громче и громче, пока не переросли в волчий вой. Девочка. Моя маленькая девочка. Это всего лишь эмоции. Они пройдут. Со временем. Мне так хотелось сказать, что она ни в чем не виновата, но я не смог бы солгать ей вновь. Ведь я еще злился на нее, хоть и не так сильно, как несколько секунд назад.
В какой-то момент, окончательно ослабнув, она уткнулась своей головой мне в грудь, продолжая реветь во все горло. А я? Мне оставалось лишь обнять ее, прижать к себе малышку, нежно гладить по голове и прикасаться губами к макушке, ожидая, пока весь вихрь эмоций пройдет, оставляя лишь спокойствие в душе. Вместе с ней успокаивался и я сам. Если раньше я злился на нее за большое количество проступков за одну эту пятницу, то спустя время ко мне пришло осознание мотивов.
Она защищала меня…
Единственное объяснение той драки был пост, который я прочитал с телефона исторички. Она волновалась за меня. Делала то же самое, что и я все это время, пока мы находились в ссоре. Я всеми силами старался не вмешивать ее в тот ад, а сама Вика тем временем совершила то же самое по отношению ко мне. Она больше не та хрупкая девочка, которую нужно всеми силами оберегать. Вика сама кого хочешь обережет, и этим кем-то оказался именно я. Она любила меня. Пришла сюда именно из-за меня, разозлилась именно из-за меня не потому, что ей не понравился приписанный статус местной шлюхи, коей, по-видимому, являлась авторша того поста, а оскорбительные записи обо мне.
В какой-то момент, когда ее крики потихоньку затихли, оставляя за собой лишь мою мокрую рубашку и ее израненные кулачки, которыми она прижималась ко мне, этот факт защиты заставил меня ненароком улыбнуться. Мой маленький боец. Совсем взрослая девочка, готовая пойти на преступление в глазах школы ради меня. Моя девочка. Только моя. Тебе не нужно было жертвовать собой. Для этого есть я. И я с тобой. Только с тобой.
— Малышка, — нежно, со всей переполняющей меня любовью к этой маленькой драчунье, произнес я, приподнимая девичье личико за подбородок. Я так соскучился по этому жесту и ее податливости во время действий, по пухлой губе, которую она периодически закусывала после того, как я провел по ней большим пальцем, однако сейчас, глядя на истерзанную физиономию, внутри что-то неприятно кольнуло. Где-то здесь лежала аптечка, она находилась в каждом классе как раз на такой экстренный случай. И он настал. Нельзя оставлять мою малышку в таком состоянии. — Не двигайся, — быстро обнаружив находку на учительском столе, я подошел обратно к своей малышке, раскладывая на близстоящей парте аптечку и найдя необходимую перекись.