Мне казалось странным, что все вокруг скрывали от меня Вику как таковую. Мыслей по этому поводу оказалось не так много, как я предполагал. Либо все знали и скрывали от меня эту тайну, либо в прошлом ото всех скрывал ее сам. Наверное, я бы предпочел придерживаться второго варианта, однако в таком случае логичность отпадала напрочь. Иначе мать не казалась бы мне столь скрытной и отстраненной, как только я поднимал тему Вики и ее существования в моей жизни, иначе отец не давал бы мне пищу для размышлений каждый раз по приходу в палату. Иначе Костян не скрыл бы от меня правду и рассказал все сразу, не утаив подробности моей связи с ученицей Викторией Сафроновой. А я спрашивал о ней, интересовался, какую роль она играла в моей прошлой жизни.
«Она просто твоя ученица».
Сука!
Этот факт злил гораздо больше, чем родительский надзор, ведь мы с Костяном преодолели многое. Мы ссорились и мирились, спорили и приходили к соглашению, но никогда в жизни не утаивали друг от друга правду, даже если она не сулила ничего хорошего. Потому что это подло. Не по-дружески. Возможно, между нами встряла какая-то черная кошка, и сейчас он в отместку лишь подкидывал мне загадки? Этого я не знал. Точнее не так — не помнил.
Этот день проходил как обычно: процедуры — физиотерапия — снова процедуры и так по кругу, пока не устану от нагрузки и не завалюсь спать без задних мыслей, однако фотографию моей малышки — именно так я называл ее раньше — включить перед этим не забыл. Она являлась моим стимулом, моим талисманом. Моим ориентиром в настоящем времени, где я не находил себя. А удастся ли? Хотелось на это надеяться.
Сегодня меня никто не навестил, но это даже к лучшему. Вряд ли я смог бы сдержаться и не расспросить родных о Вике. Я не получил бы ответы на свои вопросы, которые так и оставались открытыми. Надо сказать в течение нескольких утомительно одинаковых дней, за исключением выходных, их скопилось чуть больше, чем было до этого, но главный оставался в первенстве в вымышленном списке.
Почему она ни разу не напомнила о себе?
Именно этот вопрос интересовал меня больше других даже после того, как я вспомнил практически все детали наших отношений. Как я познакомился с ней, чуть не сбив на пешеходом переходе в первый официальный рабочий день, как наша неприязнь переросла в симпатию после прогулки в парке Горького, как я бегал от нее, стараясь заглушить свои чувства, и как мы затем, сдавшись, начали строить отношения, наплевав на общественное мнение.
Я вспомнил, как любил ее…
Эти моменты, прожитые год назад, некоторое время до следующего приема у психотерапевта служили мне мотивацией двигаться дальше, больше работать над собой, дабы вернуться поскорее домой, больше уделять время своему прошлому, стараясь выстроить хотя бы логическую цепочку тех или иных произошедших событий. Больше я не задавался вопросом о своей адекватности, не интересовался, где же был здравый смысл, когда я подумал о Вике не как об ученице, а как о привлекательной девушке, к которой меня неимоверно тянуло мощными магнитами. Все это уже в прошлом и вряд ли можно что-то изменить. А пытался ли я? В прошлом — да, но сейчас я в принципе на это не способен. Мне нечего менять, ибо многое оставалось загадкой. Хоть я и вспомнил основную часть утерянной жизни, однако некоторые пробелы не оставляли меня в покое даже на приеме у психотерапевта, к которому я пришел на днях в назначенный час с хорошими для него новостями.
— Вы молодец, Станислав. Своевременно выполняете мои задания, — похвалил меня херр Нейфельд, однако я не ощущал какого-то превосходства, наоборот некую досаду и беспомощность. Или это просто-напросто иллюзия, которой я намеренно придерживаюсь?
— Спасибо, — тихо, даже скованно поблагодарил я. — Знаете, у меня складывается ощущение, что это не вся история, — выложил я мысли, крутящиеся в голове довольно долгое время.
— У нас все еще впереди, — ответил доктор Нейфельд. — Прописанные медикаменты и наши сеансы идут вам на пользу. Вы вспомнили три с половиной года своей жизни. Думаю, в скором времени вас можно считать официально здоровым человеком, — произнес он с восторгом, только я его не разделял. По сей день я ощущал себя инвалидом. Каким-то беспомощным, будто часть моих сил, использованных в прошлом, куда-то пропала. Исчезла. И больше не напоминала о себе. Возможно, это связано с Викой, но я не могу в этом окончательно убедиться. Или просто боюсь себе в этом признаться? Нет. Рано паниковать. Как сказал доктор, у нас все еще впереди.
— Что мне делать дальше, чтобы вспомнить остальное? — поинтересовался я, надеясь, что мне назначат какие-то упражнения, как в прошлый раз, однако ответ врача меня сильно удивил, хоть он и был предсказуем.