В какой-то момент мне так хотелось ее заткнуть, прижать к себе, дать понять, что мы оба ошибались. Она просто-напросто еще не поняла, что чувствовала ко мне, а я не хотел признавать в этом. В какой момент я стал засматриваться на нее пухлые губы? Когда начал замечать перемены во взгляде и таким образом узнавать ее настрой? На эти вопросы я ответить не мог. Все случилось как-то неожиданно. Я не успел за этим уследить. А теперь поздно. Поздно что-то исправлять.
Я внезапно осознал, что все эти дни бежал от реальности, которая настигала меня все ближе и ближе с каждой минутой. Пытался забыть, ссылаясь на время. Не вспоминать более, надеясь на ее благоразумие. Но ее песня и выступление расставили все по своим местам. В какой-то степени я оказался прав. Время расставило все по полочкам, только я не думал, что это произойдет так скоро. Так внезапно.
Из актового зала я вылетел практически пулей, как только до моего слуха дошли громкие аплодисменты, а к Сафроновой уже подходил какой-то мальчишка с цветами в руках. Курить. Срочно хотелось затянуться. Почувствовать в своих легких дым. Вообще ощутить хоть что-то помимо разъедающей мои внутренности неизбежности ситуации. Даже чертовы капли дождя не остановили меня, хоть я и стоял под козырьком возле входа. Маленькой толики мозга хватило, чтобы не броситься под проливной дождь, подставляя лицо грубо стучащим по асфальту каплям. А так хотелось. Я нуждался в забвении буквально на несколько минут, однако вряд ли оно наступит в ближайшее время.
Я увлечен ею — собственной ученицей. Маленькой несовершеннолетней девочкой, не подозревающей ни о чем. И это может мне стоить многих жертв. Готов ли я на них пойти? Вряд ли. Не хочу вредить папиной компании, карьере матери, своей дочери, которая еще нескоро поймет мою странную симпатию. А главное — девочке, которая только-только начинала жить. Я справлюсь, подавлю это в себе, сделаю все, чтобы она никогда не узнала о моих чувствах.
И я сделаю все, чтобы она больше не чувствовала что-либо ко мне.
— Станислав Родионович, вы уже уходите? — как гром среди ясного неба, пропела Анна Михайловна, разрывая стук капель дождя по асфальту. Опять эта историчка. А я так привык к этой тишине. Как же ты, мадам, не вовремя. Совсем. Не хотелось никого видеть из преподавательского состава, в особенности эту женщину.
— Мне нужно забрать дочь из детского сада, — быстро соврал я, направляясь к входной двери. По сути, меня здесь больше ничто не держало. Концерт закончился, а ученики в скором времени разбегутся по домам. Пора и мне отчаливать. Знаю, мне не стоило обманывать Анну Михайловну, но я сейчас готов на все, лишь бы ко мне не приставали с расспросами.
— Так рано? Сейчас всего час дня, — заподозрила женщина, смотря на меня ведьминско-прожигающим взглядом. Ей надо было идти в детективы, а не в учителя — наверняка бы один только взгляд смог раскрыть кучу дел.
— Так получилось, — ответил я, быстро отмахнувшись. Мне хотелось поскорее оказаться подальше от нее, и все оказалось бы гораздо легче, если бы историчка не загораживала проход собой. Что тебе нужно от меня, женщина? Не видишь, я уйти пытаюсь!
— Может, вы присоединитесь к нашей посиделке? Жабы в школе не будет, так что все пройдет идеально, — буквально умоляя меня взглядом, спросила женщина. Что? Опять? Мало моего предыдущего отказа? Или страдаете кратковременной памятью, как рыбки? Видимо, да. Хотя последняя фраза заставила меня обратить внимание.
— Жабы? ¬— переспросил я, вызывая на лице Анны Михайловны недоумение. Уж извините, я не выучил ваш чертов зоопарк за такой короткий срок. А хотел ли? Однозначно нет!
— Я о директрисе. Ее не будет в школе, — ответила на мой недоуменный взгляд женщина, скрывая нарастающий, готовый выйти наружу смешок. Интересно, мать знает об этом прозвище? Думаю, мы посмеемся с ней от души на досуге. Хотя нет, я посмеюсь, а она будет карать за такие выражения.
— А вы вежливы к собственному начальству, — не скрывая легкой улыбки, произнес я. По сути, мне должно быть обидно за мать, но нет. Мне не пятнадцать, чтобы бить морды всем и вся, тем более прозвище и правда забавное.
— Это обращение за ней давно висит, — пояснила женщина. — Так вы присоединитесь к нам? — все-таки не забыв о ели нашего разговора, переспросила женщина. Да вашу ж мать! Как же бесят такие приставучие амебы! Не хотел я этого делать, но, видимо, придется.
— Я же сказал, что не смогу, — с нажимом повторил я третий раз за этот день, если не считая вчерашних просьб географички и биологички. Четвертый раз повторять не пришлось, так как ее тело наглом образом отодвинуто в сторону моей сильной рукой, а дверь захлопнута прямо перед ее носом. Да, я мог поступить вежливее, но не сейчас. Не в тот момент, когда мои нервы расшатаны.