— Думает, что лестью можно многого достичь, — усмехался он бледными губами. — Святая простота. Он до такой степени унижается, что смотреть отвратительно.
Поэтому в письме сыну, Лев просил Алексея осторожнее заводить знакомства и сильно не сближаться с Пунцовым. И зная, что сын не станет пренебрегать его словами, Лев спокойно дал разрешения на поехать к Пунцовым. Василию на политической арене Империи всё равно ничего не светило.
Отправляя в пансионат Семёна, он наставлял его, как и всех других детей:
— Сдерживайся. Никому не дай знать, что ты, чем — то отличаешься. Весной, осенью и особенно зимой носи теплую курточку, даже, если она тебе не нужна. О доме много не рассказывай, и о семье тоже. Попытайся делать всё, как все остальные.
Семён внимательно слушал и кивал. Не смотря на непоседливость младшего сына, у Льва не возникло опасений по поводу его пребывание в пансионате. Семён был мальчиком дружелюбным, и сойтись с кем — то из сверстников ему не представляло труда. Но именно это убеждение сыграло со Львом злую шутку.
Через месяц после его поступления в пансионат, письма от учителей стали приходить чуть ли не каждый день. Темы были самыми разнообразными: то Семён мешает проводить уроки, то перечит учителям, то нарушает комендантский час, то не делает домашнее задание, то разбил мячом окно, и ещё множество разных хулиганств. Льву казалось, что кто — то просто перепутал адреса, и все эти жалобы предназначались вовсе не ему.
Конечно, Семён иногда, что — то мог сломать дома или сделать по своей наивности какую — нибудь глупость. Но всё это было не специально, и вешать на него звания плохого ребёнка в следствии этого было не обязательно. Он был добрым мальчиком и никогда бы не опустился до грубости и членовредительства. Неужели другие дети не шепчутся между собой после отбоя и случайно не задевают хрупкие предметы?
Лев только и успевал приносить извинения и обещать разобраться. Он написал Семёну множество писем с разъяснительными беседами, и сын клялся, что не делал ничего плохого, но в конце октября его всё равно выгнали из пансионата.
— Вот, — злорадствовала Мария. — Я же говорила, что этот щенок не умеет себя вести. Это дома он боялся, а как уехал, так сразу почувствовал свободу. Отвези его лучше в Птицыно, там ему самое место.
Лев оставил нападки жены без внимания. Сначала нужно было забрать сына из пансионата, а уже затем решать, что делать со сложившейся ситуацией. Там его уже ждали.
— Хорошо, что вы приехали сами, — сказал директор лицея, смотря на него взглядом полным сожаления. На его рабочем столе тикали непривычные глазу часы. — Признаться, я был обескуражен, когда мне стали поступать жалобы на вашего сына, так как на детей из семьи Орловых никогда не было нареканий. Даже, если вспомнить вашего старшего сына, у которого давайте всё же признаем, крутой нрав. Я могу понять, если ребята дерутся, в таком возрасте у мальчишек чешутся кулаки, но попытка убийства.
Из единственного окна было видно хмурое низкое небо. Атмосфера в кабинете казалась гнетущей не столько из — за картин с религиозным сюжетом, помещенных в тяжелых рамах, и громоздкого книжного шкафа, сколько из — за сочувствия и осуждения во взгляде директора пансионата.
— Уверяю вас, — от услышанного Лев смешался, но постарался сохранить невозмутимость. — Семён добрый мальчик, он бы никогда не причинил другому вред.
— Это ваше мнение, — категорично ответил директор. — А у меня факты. Это произошло несколько дней назад. Другие дети видели, как он толкнул соученика с лестницы. На глазах у всех. Понимаете?
Лев чувствовал себя нашкодившим ребёнком, которому объясняли, что он сделал неправильно. Чувствуя, куда ведёт разговор, Лев утратил всякое желание его продолжать. Пусть, эти слепцы остаются при своем мнении, а он заберёт сына домой, где всё дышит жизнью.
— Беря во внимание положение вашей семьи, я не буду распространять новость о случившимся на широкую публику. Но Семёна вам все же придется забрать.
— Я вас понял. Всего доброго.
Больше они не обменялись ни словом.
У парадного крыльца, Льва уже ждал Семён, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами, в свои пожитки. Рядом с ним стоял дядька, которого пришлось рассчитать за ненадобностью. Вокруг не было ни одной лишней души, в это время дети и учителя были на уроках. Как только дядька оставил их наедине, Семён вскинул голову, и глядя на отца влажными карими глазами, отчаянно стал оправдываться: