Алёне было так радостно, что она совершенно не понимала, почему Лев не танцевал, а сидел на софе и откровенно скучал.
Ещё Любомир станцевал с Агрофеной, а затем несколько раз с Алёной, только уже по просьбе самой девочки.
— Юные сударыни не должны выпрашивать танцев, — наставляла её перед сном нянюшка.
Но Алёна совершенно не понимала почему, она хотела танцевать, и она танцевала.
По приезду домой она все до последней новости хотела рассказать Варваре, но ту не выпускали из покоев.
— Сударыня очень больна, — сетовала ей дворовая приставленная к Варваре. — Как бы хворь не перекинулась и на вас.
— А когда она поправиться?
— Скоро — скоро…
Но её обещание растянулось на несколько дней, а когда Варвара всё же вышла, она была измучена, словно во время их отъезда сидела на воде и не видела солнечного света. Через тонкую кожу просвечивали линии голубых вен, глаз запали, губы пересохли и потрескались. Ей было не до веселья и рассказов о танцах. Она с трудом поднимала ложку и мало ела. Матушка не разрешала выходить ей из — за стола, пока тарелка бульона не будет вычерпана до самого дна.
— Кто же теперь возьмёт её в свою семью? — сокрушалась матушка в кабинете батюшки.
Алёна стояла за дверью с букетиком пёстрых осенних листьев, которые собрала вместе со Львом для Варвары.
— Не волнуй своё сердце, — батюшка гладил супругу по плечам. — Неужели теперь её удел это неволя до самой смерти?
Матушка всхлипнула и закрыла лицо руками. Мука отразилась на лике батюшки, и он опустил голову супруги себе на плечо.
— Моё бедно дитя, — рыдала она. — Почему она должна так страдать за свою ошибку.
Алёна просунула голову в дверь, но батюшка прижал палец к губам, и махнул рукой, чтобы она вышла.
— Матушка говорит, что ты теперь никуда из дома не уйдешь, — Алёна передала услышанное сестре.
Принимая ещё влажный от дождевых капель букетик, Варвара широко улыбнулась. В её глазах мелькнуло, что — то безумно — радостное.
— Разве это не прекрасно? — блаженно выдохнула она.
— Ну как же можно не хотеть замуж? — недоумевала Алёна. — Кто будет дарить тебе подарки и букеты? И… — она замялась. Алёна видела, как это делали Андрей и Екатерина. — И губами вот так, — она вытянула губы трубочкой, и показала руками соприкосновение двух горячих губ.
Варвара рассмеялась, но как — то грустно, словно вспомнив, что — то приятное и уже далёкое. С тех пор она предпочитала не покидать поместья, и открещивалась от всех приглашений. Матушка только досадливо кивала головой, но не настаивала.
Иногда, возвращаясь с приёмов, Алёна видела, как Варвара сидит под ветвями сирени на легком одеяле. На её коленях лежала старая Мокош, наслаждавшаяся лаской.
Алёна считала, что старшая сестра упускает лучшие годы своей жизни. Так бесполезно тратя их в глуши. Вот Алёна, наслаждалась своей юностью, прекрасно проводя время в светских кругах старого и изредка нового дворянства (тех приглашали, когда требовал случай).
— Как у тебя только ноги не отваливаются? — фыркал Андрей.
Теперь он был благочестивым семьянином, и не желал вспоминать, как раньше сам любил пуститься в пляс с хорошенькой девицей. Но сейчас, кружа Екатерину в танце, он не сводил с неё глаз, улыбаясь, словно мальчишка. Видеть подобное для Алёны было не в первой. Кавалеры смотрели на неё точно так же. Замечая это Алёна чувствовала гордость, но никогда не отвечала взаимность.
Как — то раз один ухажер из рода Сорокиных прислал ещё не появившиеся в лавках румяна и белила.
— Ты только посмотри. Какой же он дурашка. Но богатый дурашка, — хвасталась Алёна сестре. — Я не могу представить сколько такие будут стоить. Будь он нашего круга я бы тут же вышла за него замуж.
— Он сделал тебе предложение? — ахнула Варвара. — Не попросив разрешение у батюшки?
— Они все так делают, — махнула рукой Алёна.
Она окунула палец в рассыпчатый белый порошок, и мазнула по запястью.
— Не кожа, — продемонстрировала она сестре, — а холст. Посмотри на это, ну кровь с молоком.
— Да кто же на такой обман польстится, — покачала головой Варвара.
— Те, кто знаю толк в красоте, — хмыкнула Алёна.
Она показала дорогой подарок и братьям, и Екатерине. Последняя посоветовала:
— Лучше спрячь. Матушка не одобрит.
И была совершенно права. Узнав о белилах и румянах, та разразилась обвинениями в адрес Андрея Володаровича и дочери: