Недоумевающие дворовые жались к дверным косякам, опасаясь горячившейся сударыни.
— Ну чего встали? — продолжала кричать Алёна. — Я к кому вопрошаю? Если то же мгновения мои платья не вернуться назад, я расскажу всё батюшке.
Побледневшие дворовые разбежались, переполняемые первородным страхом перед мертвецами. Ни один из них, не представлял, чего же хочет сударыня, но каждый был полон решимости отыскать неизвестный предмет, и избежать кары.
— То-то же, — благосклонно кивала она, принимая в руки платье, которое много лет назад уже вышло из моды. А затем причитала, пытаясь в него влезть. — Это как это? Это что это?
Всё-таки сдавшись она бросила одежду на пол и приказала всё исправить. В тот вечер Алёна топала ногами и кидалась в дворовых всем что только под руку попадётся. Тут они по неволе забегали, лишь бы сударыня успокоилась.
Алёна чувствовала себя такой молодой, такой прекрасной, что решила бежать, как только выдастся возможность. По ночам ей часто не спалось, и женщина представляла, как оказавшись в объятиях Лучиано она уноситься с ним всё выше и выше, уносясь с ветром за границы Империи. А там их ждёт только счастье и полная луна.
Это ужасно выматывало её, заставляя срываться на дворовых. К удивлению Алёны, те ещё не ходили жаловаться на неё к батюшке.
В одну из ночей, когда томимая ожиданием письма, Алёна сидела у окна, меж деревьев в плодоносном саду, мелькнула проворная тень. Была полная луна, и в её свете струящимся на землю отчётливо был виден гибкий силуэт. Его очертания женщина узнала бы из тысячи.
Вот и настал час, воодушевлённо подумала она, распахивая окошко, так и совершиться мой шаг к счастью, без подготовки и плана. Ну и пусть, махнула она рукой на оставленные вещи, в новой жизни они мне не понадобятся.
А тем временем тень подкралась под её окна. Алёна забралась на подоконник и уже было перебросила ноги, как визг дворовой разрушил ночное забвение.
Тут же множество рук стали хватать её, затаскивая обратно. Женщина кричала, билась в хватке дворовых, пиналась руками и ногами, рвалась в окно, но силы были не равны. Её с трудом затащили на постель, продолжая удерживать.
Среди неблагородных лиц мелькнуло испуганный лик Льва. Он что — то говорил ей, пытаясь успокоить, а затем просто ухватил её за лицо, и надавил на щёки, насильно вливая в рот, что — то вязкое и безвкусное. Как только жидкость коснулась кончика языка, голова стало тяжелой, в глазах поплыло, и непроглядный сон смежил ей веки.
По утру Алёна не могла понять, собственное сердце сыграло с её разумом злую шутку, или это было наяву. Но чувствовала она себя вполне здравой.
Через несколько дней Дербник вновь принёс ей заветное послание. Лучиано справлялся о её здоровье, и очень переживал за то, что Алёна пыталась спрыгнуть из окна.
«Береги себя, — писал он. — Воссоединение наших сердец непременно состоится. Будь на изготовке, совсем скоро я тебя заберу.»
Тревожное чувство внезапно лишило Алёну сна. Она вздрогнула и очнулась на подоконнике. Вновь созерцала вид из окна до глубокой ночи. Девственное снежное покрытие искрилось под лунным светом.
Женщина тяжело вздохнула. Отсутствие следов чужого присутствия удручало её и нагоняло тоску. Вот бы сейчас перечитать милые сердцу письма. Но стоило им попасть в руки Андрея, и Алёна их больше не видела.
Одно упоминание переписки с сыном Гаэльского посла приводило брата в ярость, и Алёна вновь затихала, глотая горькие слёзы.
Она утёрла вдруг увлажнившиеся глаза, и взглянув на снежный простор плодоносного сада, вдруг, преисполнилась необъяснимой решимостью. Либо она сейчас же заберёт у Андрея свои любовные письма, либо уже никогда не сможет посмотреть Лучиано в глаза. Сдаваться сейчас она отказывалась.
Дворовая, приставленная к ней, дремала, прислонившись к дверному косяку. Но очнулся, только заслышав лёгкий скрип двери.
— Сударыня, — ахнула она, быстро придя в чувства. — Возвращайтесь в постель. Граф не велел выходить. Куда же вы на ночь то?
Алёна посмотрела на девицу взглядом, которым иногда смотрела на надоедающих ей людей матушка. Сталкиваясь с другим человеком взглядом, она словно заглядывала внутрь него, через тёмные омут зрачков, пробираясь под самую черепушку, трогая, переставляя с места на место то, что считала нужным. И отступала, лишь после удовлетворения внесёнными коррективами.
Девушка покачнулась, светлые глаза закатились, и она осела, погружаясь в глубокий сон на грани жизни и смерти.