Всё бы ничего, но голова от боли раскалывалась на части. И мужчина готов был расцеловать камердинера, что принес ему утром рассол. Было уже далеко за полдень и Иван, проснувшись, обнаружил себя на диване, в квартире Олега.
Сам хозяин выглядел помято, но искренне наслаждался бодрящим чаям и газетой, которую камердинер принес ещё утром. Домашний халат он накинул поверх камзола, и кажется даже не расчёсывался.
— Ты у нас теперь на слуху, — сказал он, жадно глотавшему рассол брату. — На, полюбуйся.
Вернув кружку камердинеру, Иван выхватил из протянутой руки брата газету. Сначала, он подумал, что причиной новостей стали их вчерашние гулянья, но оказалось, в газете напечатали статью на тему предстоящей выставки, где как бы предстояло выставить свои работы многим художником Царь — Града (Потаков в том числе), но в то же время её жемчужиной должен был стать Иван, впервые участвующий в подобном мероприятии.
Вздох облегчения сорвался с губ мужчины.
— Думал, там будут говорить о твоих похождениях? — по-доброму усмехнулся Олег. — Или распишут все постыдные подробности нашего празднества? — шаловливо хихикнул, словно девица, брат припустил халат с плеча.
Мужчина скривился и кинул в него газетой. Олег захохотал и несмотря на то, что в голове Ивана всё ещё били колокола, неторопливое течение времени вокруг них было нарушено.
На выставку Иван решил выделить картины, которые ему нравились больше всего, они висели на стенах квартиры и радовали его глаз; и картины, которые он хотел отправить в семейное поместье, это была серия природных пейзажей. После выставки они вновь будут возвращены ему. От предвкушения у Ивана потели ладони, и он даже не подозревал, какое разочарования подстерегает его впереди.
Время до дня открытия тянулось нескончаемой лентой. И когда он наступил, на деревьях уже лопались почки.
В салоне с самого утра не хватало места. Официанты сновали между гостями, разнося закуски и игристое вино. Тут и там были расположены шедевры современной живописи. Но главными экспонатами выставки были не сами картины, а художники, которые их написали.
К Ивану постоянно подходили, задавали самые разные вопросы, от пояснения смысла написанных им картин, до его личных предпочтений. Мероприятие шло своим ходом, но поток слушателей не иссякал — лица постоянно менялись. Так бы продолжалось и дальше, если бы Иван не извинился, и в целях переключить всеобщее внимание на кого — нибудь другого, он не обратился к Потакову.
С их последней встречи прошло три года. Художник пятидесяти с лишним лет, чьё имя было на слуху у всей империи побледнел, отпустил бороду, и даже немного осунулся, словно его мучала болезнь. Иван был рад Потакову, как дедушке, которого он давно не видел. Но видимо художник был иного мнения на этот счёт. На вопрос Ивана: «— Как поживаете?». Художник холодно ответил:
— Держусь, как видите.
Что означал его ответ, Иван разобрал не сразу. Только увидев затаенную злобу в глазах напротив, всё осознал.
— Вы, — Потаков окинул его критическим взглядом, — говорят, новый талант. Гигант имперского искусства.
Иван слушал молча. Ему казалось, что мужчина, которого он встретил ранее, исчез. Просто встал одним пасмурным осенним днём, собрал чемоданы, и никого не предупредив, навсегда покинул город, а затем страну, и возможно сейчас он живёт, где — то под жарким солнцем Гаэлии, продолжая совершенствовать своё мастерство. А в перерывах, когда муза ненадолго покидает его, тот прекрасный художник курит трубку и любуется морем.
— Да, новый талант, — из вежливости к оболочке того, былого художника, ответил Иван.
— Надо сказать не дурно, не дурно, — хмыкнул Потаков, оценивая городской пейзаж, что открывался с Счастливого моста. — И детали, и атмосфера. Нарисовать летучую мышь отличный символ злого рока, хоть я и не суеверен. Сколько вы говорите, пишите?
Разочарования захлестнуло Ивана. И этому человеку он поклонялся почти всю сознательную жизнь? Человеку, жадному до лавр, которому зазорно уступить более талантливому юнцу? Нет, сказал себе Иван, это не тот человек, которым ты восхищался, тот давным — давно уехал из — под этого пасмурного неба.
— Всю жизни, — вздернув подбородок, ответил Иван.
— Вот как, вот как, — насмешливо покивал головой Потаков.
У Ивана в груди всё перевернулось, стало ужасно неприятно, словно тешились над, чем — то сокровенным. Более ничего не говоря, он отошёл от Потакова. Как раз поспел Фёдор, и приняв поздравления брата, Ивану стало намного легче. Чуть позже подтянулся Олег, и почти к закрытию пришёл Александр, выкроивший время в своем плотном графике. С Потаковым Иван старался больше не пересекаться.