— Душа моя, прошу, не рви своё сердце, подумай о ребёнке, — упрашивал Герман, пока их экипаж мчался к дому Горячевых.
— Я не больна, — разозлилась Вера. — Я намного крепче, чем ты думаешь.
Экипаж Золотаревых подъехал к парадному подъеду Горячевых, как раз в тот момент, когда оттуда выносили: сундуки, коробы, маленькие шкатулки и картину написанную рукой Ивана. Всем этим руководил Олег. Увидев Веру, он тут же подошел к ней.
— Что ты здесь делаешь? — возмутился брат.
— Ты солгал мне, — злилась Вера. — Все слова о самочувствие Нади были ложью. Почему ты соврал? Сейчас же говори мне, что здесь произошло.
— Поумерь свою властность и отправляйся домой, — мрачно сказал Олег. — Нечего тебе тут делать.
— Я не сдвинусь с места так и знай, — притопнула она ногой.
Олег воззрился на Германа, но тот лишь сокрушенно покивал головой.
— Ты бледна…
— Не меняй темы.
Олег тяжело вздохнул, как не ему было знать об упёртом характер старшей сестры.
— Не томи, — просила его Вера.
— Надя… — начал Олег и тут же споткнулся, не находя слов. — Была убита.
Вера вскрикнула, перепугав мужчин до холодного пота, но решила, что обморок подождет. Она бросилась к Олегу и вцепилась ему в воротник.
— Я хочу видеть, как этот мерзавец корчится в предсмертных муках.
Олег взял её за ладони и мягко отстранил от себя, передав в руки Германа.
— Его не повесят, — огладил он плащ. — Его обезглавят.
Вера пораженно захлопала глазами.
— Но… как же… Разве руку на неё поднял не слуга или мещанин?
Олег покачал головой.
— Горячев, — выдохнул он.
Мир Веры пошатнулся, но Герман поддержал её.
— Почему? — выдохнула она.
Олег пожал плечами.
— Теперь он никому ничего не скажет. Сегодня было публичное наказание, завтра состоится казнь.
— Почему ты не сказал мне раньше? — Вера сделалась ужасно бледна и мрачна.
— Это мерзкое зрелище скажу я тебе. Он стал ещё более жалким. Смотреть на него было противно, скулил как побитая псина, пока его вели под конвоем до церкви, — Олег сжал кулаки. — Ты сможешь насладиться этим зрелищем на казни.
Вдруг лакей уронил один из коробов, рассыпав по ступеням ленты и гребешки.
— Не мешки таскаешь! — прикрикнул на него Олег.
— Это Надино?
— Забираю всё, чтобы ни единого её волоска здесь не осталось, — кивнул Олег.
— У Горячего был сын. Что будет с ним? — спросил Герман.
— Останется здесь с няньками и слугами, — бросил Олег. Говорить об этом ему явно было неприятно. — Привести его в дом, то же самое, что и портрет этого мерзавца. Пусть остаётся. А ювелирные мастерские, я ещё приберу к рукам.
Вера подняла взгляд и увидела, как на втором этаже колышется занавеска.
— Езжай. Отдохни, — сказал Олег. — Казнь завтра ровно в девять.
За ужином Вера почти ничего не съела. Время тянулось медленно, словно, кто — то игрался с ним, намеренно замедляя. Ей хотелось поскорее увидеть последний кровавый рассвет в жизни Сергея Горячего. Олег так и не сказал ей, как он расправился с Надеждой. Убил. Тело и вещи сестры перевезут в Сиреневый Сад. Картину Ивана, если сильно хочешь, забирай. Всё.
— Верочка, — причитала сударыня Золотарёва, — ты ведь совсем ничего не съела.
— Я не голодна, — отмахнулась она. — Позвольте откланяться.
— Ах, бедняжка, — услышала Вера, когда выходила из столовой.
Она была первой, кто покинул ужин. Золотарёвы не стали заострять на этом внимание, зная, что случилось с Надеждой, и даже хмурая в последнее время Ефросинья смягчилась в лице.
Следующим утром, как только рассвело Вера уже была на ногах. Она растрепанная сидела у камина, смотря, как огонь пожирает свежие поленья, надеясь, что Горячего в подземном царстве встретят так же.
На дворцовой площади собралось множества людей. Не каждый день дворянину отрубали голову. Герман скрепя сердце позволил Вере присутствовать, но одну не отпустил, поехал с ней. По бледности не характерной для его лица можно было сказать, что Герману такое времяпрепровождение не нравилось. Чужие взгляды цеплялись за них, словно репей.
Олег тоже был здесь. Он приехал раньше четы Золотарёвых и занял себе место в первом ряду. Герман и Вера к нему присоединились. Никаких приветствий. Всё внимание на эшафот. Горячева ввели по лестнице, как преступника, в рваной рубахе и крови. Посмертных почестей, как дворянину ему не выказали. От предвкушения Вера сильнее сжала руку Германа. Когда стали зачитывать приговор, её сердце забилось сильнее, румяня щеки. На последнее слово этого душегуба, она хотела выкрикнуть, что — то опровергающее, встряхивая выжидающую толпу, но Горячев ничего не сказал, лишь неотрывно, пустыми глазами, смотрел на Олега.