Вера жадно ловила каждое мгновение. Как Сергей положил голову на бревно, как палач занес топор, и как резко он опустился на шею Горячева, перерубив её с первого удара. Вера замерла, стараясь ничего не упустить. И когда все разрешилось, поняла, что даже не дышала. Временное облегчение снизошло на Веру, чтобы после чувство утраты захлестнуло её с новой силой.
Толпа загудела, словно большой улей, каждый хотел вставить своё слово.
— Пойдём, — попросил Герман. — Здесь больше не на что смотреть.
— Олег, — обратилась к нему Вера, чтобы привлечь внимание.
Тот покивал и ушёл с ними.
Несколько дней Вере снилась казнь Горячева и ничего кроме удовлетворения это не приносило. В отличии от Германа, которого только при упоминании случившегося бросало в дрожь. И Вера настояла на том, чтобы он отвлекся и вплотную занялся делами чайных лавок.
— Со мной ничего не случится, — заверила она. — Только будь осторожней. Вернись домой за светло. Эти убийства дворян тревожат мне сердце.
И Герман ей поверил.
— Верочка, не хочешь ли ты прогуляться по Золотой Аллее? — спросила сударыня Золотарёва. — Мы с Ефросиньей подумали, что стоит прикупить, что — нибудь новенькое к весне.
— Я как раз хотела это сделать, — обрадовалась компании Вера. — На следующей недели швеи приступают к своей работе, нужно отвезти в ателье эскизы платьев и костюмов.
Было начало марта, дни становились длиннее, а снег шёл вперемешку с дождем. Погодка была не самая лучшая для прогулок, тяжелое свинцовое небо висело над городом, но предвкушения чего — то красивого в руках перевешивал. Женщины договорились, что пока Вера зайдёт в ателье, сударыня Золотарёва и Ефросинья заглянут в соседнюю лавку Сорокиных за лентами, а после она к ним присоединиться.
Но когда Вера положила эскизы на стол, скрипнула половица. Она замерла, боясь повернуться. Кто — то старался ступать, как можно тише. Вера почувствовала враждебного дуновение и решила обернуться. Но было поздно. Она почувствовала, как левая сторона лица вспыхивает болью. Это сбило её с ног. Сознание начало плавать, а перед глазами вспыхивали тёмные круги, лицо горело. Вместо зова о помощи с губ Веры срывались лишь стоны.
Нападающий замер, услышав голоса за дверью. Вера поняла, что это были Ефросинья и сударыня Золотарёва. Вера могла только мысленно взывать к ним о помощи. Они подергали за ручку, но дверь была закрыта. Немного постояли, они вновь забарабанили в дверь, пытаясь дозваться девушку. Но помещение уже вспыхнуло.
Уплывая в жаркое марево, Вера почувствовала едкий дым, набивающийся в легкие.
Алексей Орлов
Лёше было четыре, когда появился Семён. Пищащий комочек, к которому матушка не желала подходить. Она была удручена и не отвечала на вопросы отца. Бывало, что на неё находила истерика и она остервенело крутила обручальное кольцо, желая сорвать его с безымянного пальца, но каждый раз оставляя. А когда начинала плакать, уткнувшись в платок, Лёша подхватывал её настроение и тоже заливался слезами.
— Лёша, посмотри какое чудо, — зимним днём подозвал его батюшка.
Снег искрились на солнце, а мороз румянил детские щёки. Все варежки были мокрые, мальчишки разворошили все сугробы во внутреннем дворе, строя крепости и кидаясь снежками.
Лёша засопел. Здесь была битва и смех. А там нянюшка и батюшка ведущий пятилетнего Семёном за руку, с которым матушка запретила играть. Но батюшка позвал, и Лёша с опущенной головой, поплелся к ним, оставляя зимние забавы. Батюшка поманил его рукой.
— Ну же, посмотри, — призывал он сына.
Лёша подошел ближе и увидел, что Семён одет в домашнюю одежду. Его вывели на улицу без тулупчика, шали, валенок и рукавичек. Батюшка снял с руки Лёши рукавицу и потянул его к руке кудрявого белокурого брата. Вокруг воздух искрился от мороза, а Семён был тёплым, почти горячим.
— Как здорово, сам воздух защищает его, — восторженно говорил батюшка.
Лёша чуть нахмурился. Он так не мог.
За месяц до того, как мальчик отбыл в лицей, где ему предстояло находиться последующие четыре года, он испытал некий стыд за зависть к Семёну, которого батюшка казалось любил больше. Он оказался слабее и никак не мог управиться с самыми элементарными зовами и шёпотами. Устойчивое к холоду тело оказалось его единственным достоинством.
— Слабая кровь, — хмыкнул, как — то дядюшка Андрей, и Лёша понял, что преступает всё, что говорят ему взрослые — быть добрым и уважать всех.