Сидящий в соседнем кресле Андрей отложил книгу, и тоже взглянул в окно, чтобы увидеть чуждую ему праздную жизнь. Заметив лошадей, тянущих за собой убитого оленя, он поморщился, словно сударыня Орлова посмотрелась в зеркало, на столько матушка и сын были похожи. Весь задний двор вновь будет в пятнах крови и ошмётках мяса.
Разрубать плоть было не трудно, проблема возникала, когда топор натыкался на кость. Но этот олень был молодой и со второго удара Льву удавалось перерубить бедренную кость. Внутренности складывались в корыто, чтобы Мокошь могла ими полакомиться. Всё, кроме ребрышек, которые подадут сегодня на ужин, будет упрятано в погреб к остальной дичи.
Пока дворовые перетаскивали куски мяса, батюшка омыл руки в ведре, и вдохнув полной грудью, сказал:
— Завтра по утру будет дождь.
Лев всё ещё по локоть в оленьей крови, вздохнул. Охота на завтра отменялась.
— К чему всё это? — морщила свой тоненький носик матушка, как только отец с сыном переступили порог поместья. — Дворовые управились бы и без вас. И выстави вон это животное, — махнула она веером на Мокошь, осторожно ступившую в дом.
Гончая заскулила и поджав хвост, прижалась к полу.
— Матушка, — протянул Лев. — Но позволь, я сам вымол ей лапы. Она чистая.
— Что делается в этом мире? Он сам её намыл, словно служка, — сокрушалась матушка. — Веди себя, как подобает графскому дитя, и пусть это порождение нави пойдет вон.
— Брось, — примирительно сказал батюшка. — Пусть наслаждается сельскими забавами.
Матушка хмыкнула, и удалилась, не заметив, как граф Орлов подмигнул сыну. Мокошь радостно возликовала и принялась тереться о ноги хозяина, покусывая его за ладонь.
Следующим утром, как и предсказывал батюшка, пошел дождь. Лев наблюдал, как капли скатываются по окну библиотеки, и тяжело вздыхал. Перед ним лежала книга, которая долгое время была открыта на первой страницы. Графиня Орлова велела осилить её полностью, но что — то настроение сегодня было не учебное. Все эти стеллажи и множество книг, словно давили на него, а так хотелось глотка свежего воздуха и музыки ветра, которую он исполнял, путаясь в кронах деревьев.
— Главное начать, — говорил брату Андрей, который давно прочитал не только эту, но и множество других книг.
Вдруг, дом содрогнулся и часть тяжелых фолиантов попадала с полок. Дремавшая у ног хозяина Мокошь встрепенулась и звонко залаяла. Лев точно знал две вещи: это из подвала, и причиной тому увлечение матушки.
— Простите, простите, я не удержалась, — щебетала Варвара. — Она была так прелестна.
— Хвала Роду, ты цела, — погладил её по голове батюшка.
За спиной старшей сестры, в клетке, прутья которой были опутаны тонкой паутиной колдовства, мирно дремала химера, вдохнув забвения. Вокруг её мощных медвежьих лап, поддерживающих кабанью голову, обвился толстый змеиный хвост с головой гадюки на конце. Черные чешуйки поблескивали в свете свечей, завораживая и маня опасностью. Лев с самого её появления мечтал поохотиться на эту зверюгу.
Матушка сокрушенно качала голой.
— Беда минуло, но безрассудство, твой большой порок. Не думай ещё туда соваться.
Варвар опустила голову на грудь, тоненькими пальчиками теребили подол, густой румянец залил ей щеки и уши. Но вот она подняла на матушку свои большие голубые глаза, доставшиеся ей от батюшки, и робко произнесла:
— Но ведь, вы сами учили меня с ней обращаться. Я всё запомнила.
Графиня Орлова тяжело вздохнула.
— Химера не для утех и самонадеянности не спускает. Чтобы тянуть к ней руки нужно знать больше. Сначала освой это искусство в совершенстве, а затем применяй.
Хоть матушка так и говорила, но сама держала химеру вместо домашней зверушки.
В отличии от старшей сестры, маленькую Алёнушку, которой едва исполнилось десять, ничуть не интересовали заговоры и смутные явления. Она любила брать матушкины бусы и туфли (они были ей ужасно велики), чтобы, натянув всё имеющееся на себя, красоваться перед зеркалом.
— Батюшка, прошу, — умоляла она отца, потираясь о его локоть своими пышными кудряшками. — Мне так хочется, так хочется. Всего лишь один маленький портретик, и я больше ничего не попрошу. Обещаю.